К литературному Олимпу

Ксения Булатова, 10-а класс

Революция Цветов

«Она была великолепна, в её волосах словно гулял ветер, это единение с природой, этот пацифизм, а когда она танцевала босоногой на площади, она была верхом совершенства… за что?! За что?! Господи, если ты слышишь меня, ответь!» - он вновь и вновь взывал к небесам. «Она подарила мне фенечку с желтыми, зелёными и синими бисеринками. Она говорила, что жёлтые бисеринки – это жёлтый песок Гауи, синие – её синее море, зелёные – сосны, шумящие над жёлтыми дюнами…. Она звала меня уехать. Сесть на попутку – и вперёд, навстречу ветру! Ведь русская мечта: бросить всё и улететь! А я… я… я не мог оставить братьев. Не мог! Россию нужно спасать, очищать от «грязи». Кто, кроме нас, сделает это?! Кто?!» - его голос надрывался, хрипел. Прокуренный голос хрипел…

«Я помню, её одежда всегда пахла костром», - продолжил он, докурив очередную сигарету. «Я хотел подойти ближе, но она не подпускала. За что?! За то, что я ношу не стоптанные кроссовки, а армейские сапоги с обрезным голенищем с белыми шнурками. За то, что мои джинсы не вытерты, а обрезаны?! За то, что я побрит наголо?! Она говорила, что стригут только рабов. Она считала себя свободной, а на самом деле зависела от своей Системы. К чему всё это?! Ведь я её… Я бы защитил её на трассе от гопников. Она звала с собой, но не подпускала Система. Я чужак… я всегда был чужаком в её мире, в её Системе. «Love not War!», - твердила она. Но разве это возможно? Из-за того, что я борюсь с … а!» – он махнул рукой. «…уже не важно! Всё уже не важно. А я видел порезы на её плече. Кровью обменивались. Ха! Её волосатый пипл… Они, как дети, играются,… а мы! Мы ведём серьёзную борьбу…. Мы отправляем этих … в (как твердила её Система) «волшебное странствие в иные, духовные миры от фальши и тщеты материального мира», а по-нашему – в иной мир, подальше от России. Ещё она боялась повзрослеть, была как ребёнок, боялась войти в мир взрослых, в общество, занять там какую-либо позицию…».

Он смолк. Слёзы катились по его щеке. Теперь он сам плакал, как ребёнок. Вытирая слёзы рукавом, он не спеша подошёл к той стене, на которой висел флаг с нацистской символикой. Он внимательно разглядывал его несколько секунд, после чего плюнул в самый центр флага, резким движением сорвал его со стены и бросил себе под ноги.

Теперь он уже не стеснялся своих слёз.

«Теперь здесь будет «пацифик» - значок с изображением голубиной лапки внутри круга. Думаю, она будет довольна.… Была бы довольна. А ведь пацаны сначала смеялись надо мной: «К хипам вписаться – придётся феньками позвенеть», а потом угрожать начали, мол, если бросишь дело – себя вини, а она не будет ронять слёзы над твоей могилой. Я понимал это. Я всё понимал. Её позовёт большая дорога, шум ветра, увлечёт мнимая свобода…»

Он снова замолчал. Закрыл глаза. Облизал губы, солёные от слёз.

Он не был виноват, но он винил себя. Это же была привычная для него уличная потасовка. Она сама пришла. Она хотела подарить ему цветок, ведь цветы прекрасны. Она хотела приучить его холодное, как ей казалось, жёсткое сердце к любви, к красоте. Она принесла ему цветок, но она оказалась не в том месте, не в то время. Пусть это звучит глупо, но она просто подвернулась под руку его братьям. Кто-то потом узнал её, сказал ему. Он не поверил, пришёл на то место, увидел всё своими глазами. Он упал на колени рядом с её бездыханным телом, и не отходил от него, пока не пришли её пипл, её братья. Он не хотел им её отдавать, но не смог им противостоять. Впервые в своей «взрослой» жизни он был бессилен. Он вспомнил своё детство, когда его старший брат издевался над ним, откуда появилось желание отомстить. Он тогда тоже был бессилен, как и сейчас.

А ведь он так и не успел сказать ей, как он любит её. Только сейчас он понял, что если он её действительно любил, ему бы не помешали ни её Система, ни его братья. И они бы были вместе… и счастливы.

После нашего разговора я долго не видела его. Я не знала, что стало с ним, где он был, что делал. Однажды я ехала на машине по пыльной пустынной дороге. Впереди я увидела «голосующего» человека. Было непонятно: мужчина это или женщина. Я притормозила. Человек попросил подвести их до ближайшей закусочной. Я не поняла, кого – их, ведь он был один, примерно в радиусе километра не было ни то чтобы дерева, за которым можно было спрятаться его дружку, даже травинки, а из вещей у него с собой был только спальный коврик и сумка на шее. «Кого вас?» - переспросила я. «Меня и мою любимую», - ответил он, - «да вы не волнуйтесь, она не покажется вам, она в волшебном странствии в иные, духовные мира от фальши и тщеты материального мира…»

рис. С.Немцова