К литературному Олимпу

Анна Смольникова, 9-а класс

Семь рождественских праздников Аники

(Продолжение, начало в № 42)

Глава 7

Аника еще никогда не просыпалась так неожиданно, а все потому, что она, повернувшись в нестойкой утренней полудреме, упала с кровати, причем так, что разбила колено. Резко сев после болезненного падения, озираясь по сторонам, и до сих пор не понимая, где находится, Аника попыталась привести мысли в относительный порядок. Это было далеко не самым элементарным делом…

В итоге, сидя на ковре и бессмысленно глядя в окно, она прокрутила перед своим внутренним взором события последнего времени и заключила, что все это – не более чем сон. Окончательно успокоенная, она, кажется, установила, что координация пришла в относительную норму.

Достаточно бодро вскочив, Аника легко отворила дверь и побежала вниз по лестнице, сетуя на то, что спускается чересчур медленно и на слишком низкой передаче. В гостиной били часы – 11 утра. Как поздно! Но сегодня это неважно, сегодня было 30 ноября, праздник святого Андрея. В этот день вместе с рождественским постом, который она не соблюдает, начинается ожидание Адвента и само Рождество.

Солнце светило как-то по-новому, заставляя причудливые тени мутными пятнами расплываться по снегу, сверкая золотым и розовым обрамлением. В окно кухни Анике был виден крохотный внутренний дворик и стена соседнего дома. Птицы живой стайкой взлетели вверх, и их тень отразилась на обласканном дневным светом доме, быстро пропархивающая, словно стягиваемая невидимой сетью, она мелькнула и исчезла, как самое нестойкое видение.

За окном проносились белые искры, ослепляя своей яркостью, подсвеченные лучами зимнего солнца, гонимые легким ветром, оседали на черепице, балконах и каменных трубах.

А высоко в небе пролетал самолет, оставляя после себя рассыпающийся облачной пылью след.

Аника допивала чай с шиповником, цветом напоминающий алое зарево, которое в хорошую погоду можно наблюдать с высокого берега Влтавы на восходе.

На улицу! Гулять, искать новое, любоваться праздничным городом!

Приблизительно через двадцать минут Аника оказалась на площади перед домом, захваченная великолепным зрелищем – перед собором устанавливали самую прекрасную в мире елку, елку с раздвоенной макушкой, что означало необычайную удачу в наступающем году. Что с ней в эти два дня, последний раз Аника была такой счастливой 30 июня – в свой день рождения, когда она отсутствующе улыбаясь, осматривала торт с пятнадцатью свечками.

Редкие снежинки падали, путаясь в волосах Аники. Она остановилась, достала плеер и под Too Much Monkey Business Чака Берри двинулась к лестнице, чтобы насладиться видом празднично одетой Праги и зайти в Лоретту, где Аника последний раз была около семи лет назад.

Лестница, поднимающаяся к Градчанскому парку, была занесена снегом. Расчистив ступеньку самого верхнего яруса, она устроилась там, глядя вниз на Карлов мост, полный в этот час самого разного люда, напоминающий подобие колонны передвигающихся муравьев.

Две сотни ступеней...

Только сейчас Аника осознала, что по этой лестнице нужно только подниматься, идти вверх и представлять, как ты поднимаешься по жизни на такую высоту – дух захватывает!

Удивительно, но именно сегодня она ощущала практически безграничное счастье, заполняющее ее сердце до самых краев, выплескиваясь наружу и радуя отзвуками падающих жемчужинок.

Кружевное покрывало из снега искрилось внизу, опущенное на Нуельскую долину, к берегам Влтавы.

Неожиданно, словно ветерок, подувший в жаркий июльский день, кто-то легко тронул ее за плечо. Это был человек лет тридцати с живыми глазами, высокий, худощавый. Он был одет слегка не по погоде (странно, может, у него не все дома?), легкая куртка и футболка, потертые джинсы – все это совсем не вписывались в холодное ноябрьское утро, изрядно припорошенное снегом.

Аника вопросительно посмотрела на незнакомца. Тот слегка потупился и промямлил, что его зовут Микулаш, и он крайне заинтересован в том, чтобы попасть на Злату улочку.

Аника быстро поднялась со ступеньки, отряхнувшись, назвала свое имя, предварительно располагающе улыбнувшись, и начала объяснять Микулашу маршрут, который тот должен пройти, чтобы попасть на улицу алхимиков, которые (кажется, это было в далеком средневековье) пытались вывести формулу философского камня для императора Рудольфа.

Но, кажется, он так и не понял того, что она ему столь тщательно объясняла. Через десять минут, окончательно устав размахивать руками и указывать нужное направление, Аника рассталась с идеей описать все на словах, и, сдавшись, предложила довести непонятливого до «Златы».

Неожиданно (как же их много в это праздничное утро!!) Микулаш улыбнулся и заговорил быстро, странно жестикулируя:

- Спасибо, мило, что вы согласились меня проводить. Я, в общем-то, и заглянул сюда на секундочку, дел, знаете ли, много. Работа у меня тяжелая, все с людьми нужно общаться, а люди сейчас какие-то чудные пошли – все торопятся, поверить тебе отказываются…

- А в чем заключается ваша работа и…, не обижайтесь, но выглядите вы как abnormalni.

Аника мысленно назвала саму себя ненормальной за столь некорректный вопрос, но слов обратно не возьмешь.

- Хм, а что, вы, пани Аника, правы на счет моей одежды, но я ведь тут ненадолго, так что и это сойдет. А о своем роде занятий я сейчас вам расскажу, - Микулаш выдержал паузу – я исполняю обязанности первого предрождественского духа.

Он снова замолчал и внимательно посмотрел Анике в глаза, видимо, пытаясь нащупать что-то, понять, как она отреагирует в следующий момент.

Где-то там сознание Аники издало нервный смешок:

- Хааааааааааа, а я была права, этот Микулаш и вправду не в себе, ха, надо же думать, что ты предрождественский дух, бред какой. А что ж делать-то с ним теперь? Кажется, он не буйный. Ладно. Доведу его до Златы улочки.

- Вы мне не поверили, верно?

- Нет, что вы я верю в вашу предрождественскую одухотворенность (скорей бы довести его)!

Очередной поворот налево и Аника со своим странным спутником оказалась в начале улицы, что позволило ей легко вздохнуть и с чувством выполненного долга произнести, что они на месте.

- Тысячи тысяч благодарностей вам, пани Аника, я бы хотел отдать одну вещь, чтобы она принесла удачу.

- Нет, я приму только благодарность…

Но Микулаш уже вложил ей в руку часы, те самые, что она нашла не так давно, со звездочками и стрелками.

- Не бросайте их и прощайте!

Аника подняла взгляд, прикованный к часам, но Микулаш уже успел раствориться в толпе, заполняющей эту узкую золотую жилку-улицу, посреди которой стояла девушка и недоуменно смотрела вдаль.

Наконец, она опомнилась и начала проверять карманы куртки, ведь эти часы, что теперь в ее руке, были в кармане, Аника всегда носила их с собой. Часов нигде не было.

Да он просто шутник и фокусник! Наверняка стоит сейчас где-нибудь в парке или на лестнице, ведущей к громаде собора святого Вита, и смеется.

Она положила часы в карман и медленно побрела меж чередой двухэтажных домиков, слепленных воедино, сверкающих остролистом, омелой, и хвойными ветками. В конце улицы обнаружилась женщина, торгующая рождественскими сладостями.

Анике все это напомнило одно стихотворение, правда, оно было об осени:

Анна, прощай, облака кружевные

так неподвижны, так нежны, так снежны.

Катит авто по шоссе. Заводные

тетки-фигурки торгуют осеннею снедью:

яблочным соком, кленовым сиропом,

грудами тыкв……

Вдруг, ей стало так уютно, то ли от стихов забытого поэта, то ли от всей праздничной суеты, и Аника широко улыбнулась и купила сахарную бело-красную тросточку, заплатив десять крон.

Так она вышла с этой старинной улочки, потом из парка и каким-то образом оказалась прямо перед домом «у двух скрипок».

Неожиданно (да, опять «неожиданно», день сегодня состоит из сплошных неожиданностей!), карман куртки завибрировал, нет, не сам карман, а телефон, еще несколько секунд назад мирно покоящийся внутри. Аника извлекла это крошечное чудовище, распевающее на всю улицу песню the Stooges Search and Destroy, оказалось, что это звонит мама.

Родители уже приехали и настойчиво требовали ее, «как никак свою дочь», домой на праздничный обед. Только повесив трубку, Аника поняла, что за эти два дня ужасно соскучилась по родителям.

Она быстро зашагала к Карлову мосту, остановившись лишь на площади Франца Кафки, чтобы бросить пару крон для пожертвований.

Обед, который стал ужином, учитывая то, что все было приготовлено около семи, оказался просто великолепным. После, все устроились на диване с огромными кусками яблочного пирога на тарелках и до поздней ночи смотрели «На гребне волны».

Глубокой ночью Аника поднялась к себе, и тут же приятному утреннему заблуждению об иллюзорности сна пришел конец - она обнаружила фонарь, преспокойно покоящийся на подушке, тут-то ей и стало ясно, что теория об установившейся координации - не более чем иллюзия.

Галлюцинации? Помутнение сознания?

Глупости, Аника была склонна поверить во что угодно, только не в безумие, магические фонари и предрождественских духов. Фонарь, лавка, продавец…

Нет, все это не более чем переутомление и слишком сильное воображение, наверняка фонарь привезли родители, и он просто похож на тот, что приснился вчера.

Аника включила лампу и села за стол, чтобы сделать конспект по истории. С Яном Жижкой было покончено в несколько минут и, собрав сумку, Аника решила, что у нее больше нет сил даже на самую элементарную работу мысли.

Она крепко заснула, ожидая новый день.

Глава 8

Следующие два дня прошли для Аники в незапланированных хлопотах. И кому в голову пришла чудо-идея проводить внеплановые послепраздничные тесты несколько дней подряд?! Непонятные сны перестали посещать ее темными декабрьскими ночами.

Третье декабря ознаменовалось сразу несколькими событиями.

Для начала часы, которые по-прежнему покоились в кармане, ожили – стрелка трижды повернулась, сопровождаемая позвякиванием, остановившись на цифре 4. А позвякивание часами на лекции по экономике оказалось не самым верным способом расположения к себе учителя.

Теперь часы занимали немалую часть сознания Аники, заполняя ее мысли винтиками, звездочками и стрелочками.

Декабрь холодными ветрами стучал в окно далеко не самыми хрупкими пальцами, украшенными огромными снежными перстнями. Аника сидела в библиотеке, устроившись среди кресел и стопок книг.

Огоньки в растопленном камине вспышками и бликами оставляли неровные тени на ее лице, превращая их то в драконов, то в гномов, то в удивительных птиц. Было поздно, возможно, на улицах уже никого, кроме неодолимых ветров, иногда спускающихся к Влтаве, чтобы отдать дань вышеградскому пристанищу душ.

Сильный порыв ветра распахнул неплотно затворенное окно, задул огонь в камине, с лица и со стен исчезли все тени.

Библиотека погрузилась во мрак, впуская в открытое окно плотный ночной воздух, до краев наполненный чернилами.

Аника поднялась с пола, отодвинув стопку книг, поднялась, чтобы снова выгнать ночь из комнаты. Порыв ветра ударил ей в лицо, разметав волосы, Аника глубоко вздохнула, может, ей просто чудилось, но кажется, откуда-то доносилась прелестная музыка.

Послышался шорох, и в окно библиотеки вместе со шлейфом снежинок влетел лист бумаги. Аника ничего не могла разобрать в темноте, поэтому, закрыв окно, она разожгла камин и устроилась поближе к огню.

Как же мог этот листок залететь так высоко, к ней в окно?

Похоже, он был вырван из средневековой рукописной книги, разбирая витиеватые буквы, можно было заключить, что в руки к Анике попала некая легенда из старинной чешской книжки.

Легенда рассказывала о юноше, который, заблудившись в мрачном непроходимом лесу, потерял душу свою, путь свой и веру в волшебство, направлявшее его.

Аника задремала у камина, тишину нарушал лишь легкий треск поленьев, а во сне она снова шла по усыпанным снегом листьям, поднимая слабо светящийся фонарь все выше над головой. Глупо было останавливаться и чего-то ждать, поэтому она брела в кромешной тьме, осыпаемая сухим холодным снегом. Аника уже сомневалась в том, что она спит, сомневалась в том, что бодрствует, кажется, она оказалась где-то посередине и определенно сбилась с пути.

Глава 9

Аника открыла глаза.

Библиотеку заливал чистый молочно-белый свет неба, вплотную прислонившегося к окну. Камин давно потух, а листок с легендой исчез, как оказалось, он неясным образом угодил в камин, оставив Анике лишь потемневший край страницы.

Улица за окном шумела и ходила ходуном, выделывая пируэты, проходясь колесом и подпрыгивая.

4 декабря, праздник святой Варвары, одной из четырнадцати святых, помогающих людям в их земных делах. Сегодня же все срезают барборки! Нужно обязательно пойти в парк и достать озябшие веточки черешни, чтобы дома поставить их в воду. Аника спустилась на кухню через час, там витал запах запеченных яблок, взбитых сливок и корицы, приятно щекотавшей нос – мама приготовила на завтрак штрудель. Забавно, в приоткрытое окно кухни влетали звуки рождественских гимнов, ударяя по кастрюлям и сковородкам, они плескались в чашке с какао, приплясывали на подоконнике, дергая за шторы, и цепляясь за пряди маминых волос.

В голове у Аники тоже все кружилось, будто мысли вдруг заменил бродячий балаган. Она улыбалась невольно, странно, так непривычно для самой себя. За последний год это была ее первая настоящая живая улыбка.

Часом позже Аника прыгала со ступеньки на ступеньку, спускаясь на улицу.

Внутренний дворик был залит солнцем, играющим в стеклах битого льда.

Here comes the Sun

I say

It’s all right!

Даже не задумываясь, она быстро направилась в сторону собора, туда, где недавно встретила этого Микулаша. Анике навстречу шли люди с веточками черешни, с рождественскими сладостями. Их лица светились радостью, излучали ее, пронизавшую их кожу в каждой ее клеточке.

Вдруг Аника остановилась около арт-салона. Она никогда еще его не видела, похоже, свою нишу на этой улице салон занял совсем недавно.

Купив билет, напоминающий по форме ключ, Аника шагнула внутрь. Она оказалась в коридоре, ведшем, по всей видимости, в зал. Посетителей не было. Коридор был узким и темным, путь освещал лишь свет, излучаемый лампами из соседней комнаты. Аника дошла до конца коридора, отбрасывая в сторону шум собственных шагов, легко ударяя их отзвуками о стены. Поворот. И тут, ох…

Это был огромный зал, а в нем – всего одно полотно. Картина занимала собой немалую часть стены.

Аника смотрела на дорогу, по бокам обсаженную деревьями, чьи кроны сплетены воедино. Дорога уходила вдаль, и не было ничего вокруг, лишь свет, пронизывающий кроны деревьев, оставлял свои капли на листьях, обращенных к прекрасному небу, которое на самом деле было море, морем, по которому медленно проплывали мечты, оставляя легкую тень на кронах деревьев, впитывающих ее.

Аника много времени провела перед ней, и ей казалось, что она идет по этой дороге, к своей мечте, к своему собственному свету, морю и небу.

Наконец, она вышла наружу, так никого и не встретив, и медленно, сторонясь прохожих, со странной улыбкой направилась к парку.

Вы помните Чеширского кота из кэрроловской «Алисы», помните, как улыбка исчезала задолго после того, как этот нахальный персонаж куда-то скрывался, оставаясь, застывая в воздухе еще на несколько минут? Так и улыбка Аники надолго задерживалась в холодном зимнем воздухе.

В парке были люди, много людей – все срезали барборки, посыпанные ночным снегом. Аника срезала несколько озябших веточек и решила немного прогуляться. Откуда-то сверху доносился мелодичный звук ксилофона, а в воздухе витал аромат горячего шоколада, жареных каштанов и глинтвейна. На улицах друг над другом возвышались цветастые колпаки, расшитые гербами, птицами и звездами, все желали счастливого праздника, не зависимо оттого, знали они тебя или нет.

Аника снова оказалась на Нерудовой, где находился салон. Она подумала о том, чтобы еще раз посмотреть на картину.

Но салона не было, был дом, но он, кажется, уже около полугода реставрировался, утопая в сетке и строительных лесах. Аника огляделась – нет, час назад она определенно была здесь, вот кукольный магазин напротив, вот Bata… она пребывала в полнейшем недоумении, как вдруг в кармане звякнули часы, стрелка медленно переползла на цифру 5.

Да что ж это такое?! Может, во всем виноваты часы. Но тут уже телефон прервал ее мысли и догадки. Аника уже начала ненавидеть это карманное пакостливое существо, отрывающее ее от важного. Прервав голос Игги Попа (по мелодии все уже ясно, звонят из дома), Аника произнесла что-то нечленораздельное, на что получила сообщение явиться на ужин вовремя, а иначе…

Она медленно шла по переполненной улице, почему-то размышляя о Поликсене и Оттокаре, о собственных снах, галлюцинациях и навязчивых идеях, цепляющихся за сознание крепче, чем это делают цверги в скандинавских легендах, цепляющиеся за свое золото. Наверное, сознание тоже своего рода золото…

К ужину Аника все же успела, несмотря на то, что шла со скоростью пани Жижки, преподававшей историю. Как ни печально, но ужин проходил в традиционно натянутой атмосфере. Тишину лишь изредка прерывали короткие фразы. Такие вечера нагоняли на Анику тоску. Она поднялась к себе, поправила барборки в вазе из ярко-оранжевого стекла и повалилась на кровать не в силах сделать хоть что-нибудь.

Снова тот же сон. Кажется, Аника блуждала среди деревьев около часа, когда вышла на еле видневшуюся тропинку, петляющую меж кустами и сгустками непроницаемой темноты, в которой она потонула, встревоженная незнакомыми шорохами и скрипом ветвей.

(Продолжение следует)

Рисунок автора.