К литературному Олимпу

Александра Яшина, 11-в класс

Предисловие для последующего повествования о раздвоении,

или Диалог в Монологе Одной Души

– Постой. Я кричу тебе, Читатель или же Бегущий по этим строкам. Ты перепрыгиваешь через мысли, стремясь дотянуться до Невозможного, Непостижимого смысла этой смеси слов. А знаешь, ведь это лишь импровизация на свободную тему. Попробуй, закрой глаза… И где же Ты окажешься. Всё мнимо. Неправда ли?

– О, Мастер, свободно падай в бездну метаморфоз и глупых постулатов закономерной жизни. Смотри! Ты видишь там вдалеке… Где-то в конце горизонта туман укрывает даль, окутывая её зашифрованным одеялом, которое прозрачно. Жаль! что лишь с обратной стороны. Но Ты должен предугадать. Что там впереди? Узри и расскажи мне!

– Читатель! Зачем ты ищешь то, чего нет. Пойми, там пустота…

– Не ври мне.

– Если хочешь, я покажу себя изнутри… а хочешь, со стороны? Но дальше сам веди логическую цепочку.

– Не ускользай от меня! То, что Ты предлагаешь мне… я должен взять сам.

– Читатель, Я не буду говорить, что хотелось бы Тебе услышать.

– Но Я и не прошу.

– Ты требуешь, не замечая этого.

– О, Мастер. Твой талант слабеет…

– Нет, это Ты стал сильнее… Иди, Я отпускаю тебя.

– Не хочу.

– Я дал тебе лупу… иди, ищи смысл, идею! Ты окреп. Твоих сил хватит, чтобы потом разочароваться.

– Мастер, Ты заманил меня в бесконечный лабиринт. И теперь предлагаешь найти Выход? А сам! Мастер. Ты будешь наблюдать… А Я разобьюсь о камни. Жестоко!

– Я напишу о Тебе книгу.

– Знай, Ты разобьёшься со мной.

Современный Конан Дойл

За окном по улицам гуляла ночь. Медленно плыли над землёй облака, гонимые ветром, унося с собой мгновения затянутые временем.

В комнате едва отделимые от покрова ночи, проникшей и сюда, различались два силуэта – Джеки и призрака. Царила неловкая тишина. В углу у окна работал телевизор. На экране мелькали чёрно-белые чёрточки, а свет от экрана бросал на стены искаженные тени предметов. Джеки – молодой журналист одной местной газеты, худой, с заострёнными чертами лица. Его воспалённое сознание окутали воды озера Фантазий, чтобы не позволить рассечь их и перейти на другой берег. А призрак – прозрачный… казался плазмой в воздухе, который скрывал реальность его существования.

– Ты не удивлён, что я вновь пришёл?

– Нет… я ждал.

И вновь – пауза… Она казалась Джеки столь колючей и едкой, что он невольно поморщился и ему захотелось закричать, разорвать пелену спокойствия и тишины, но сладкий вкус предвкушения новой истории заставил его ждать. Журналист боялся, что призрак исчезнет, как болезненное видение. Но нет… ночной гость сидел перед ним совсем реальный и недоступный. Взгляд призрака резал осколками льда, пронзал насквозь, добираясь до самой сущности, скрытой под иллюзией. Или, быть может, даже настоящим, но перечёркнутым так… что реальность казалась сновидением.

Вот уже несколько месяцев он появлялся в этой комнате… и рассказывал журналисту истории убийств.

– Ты видел сегодняшний номер?

– Да, это я напечатал статью об убийстве, которое Ты предсказывал ещё неделю назад, но оно так и не было совершено… Впрочем, как и все остальные…

– Но рассказ появился в газете, как и обещал.

– Ты прав. Я написал маленькую детективную историю, которая должна была случиться.

– Джеки, разве ты не рад?

Журналист поймал себя на мысли, что снова, как и в первую их встречу, жадно требуемое, необходимое ему состояние уносит его в страну, где он – Художник, сам творил образы, которые сейчас… вот-вот сейчас всплывут из рассказа призрака. Он подумал: «Вот! Как же раньше я мог без этого? Как ранее в своей жизни не слышал эту скрытую мелодию хаоса мыслей и снов. Это трепещущее, приятно обжигающее, волнующее, но одновременно съедающее любые попытки возвращения, чувство завладело мной … оно владеет в полной мере… оно необходимо. Странно, без него я пуст…»

– Не искушай меня, – и звук отразился от стен. Журналист вздрогнул: голос, непохожий на его собственный, поднялся с глубины и порвал натянутую нить, связывающую в один узел силы, которые сдерживали терпение и страх перед ночным гостем и самим собой.

…Этой ночью призрак поведал Джеки об ещё одном убийстве, которое должно случиться утром на мосту. Он говорил медленно, обнажая всю паутину преступления. Журналист ощущал дуновение ветра, мрачную свежесть раннего утра, слышал тишину, прерываемую жестокими, обостряющими все чувства, всплесками воды. В груди Джеки холодело, как будто к сердцу приложили лёд. Он забыл о времени, погрузившись в напряжённое состояние, которое иссушало воображение.

А утром прозрачный человек растворился в тумане и солнечном свете, превратившись в пустоту, в которой сознание отражало отрывки ночных видений. Джеки, сев за стол, стал писать детектив… а потом… потом он ожидал сообщения об убийстве, которое было вымышленным… И тогда журналист спешил в «газету». Радостный, на всех парах он забегал в здание, счастливый от своей «псевдогениальности», заходил в кабинет редактора. А на следующий же день с жаждой читал в свежем выпуске свою же колонку, удивляясь, как Он смог написать Это.

Оставаясь наедине с самим собой, журналист изучал свою «болезнь», стараясь заглянуть в глубины собственной души, наверное, поэтому он и боялся ночной тишины, когда не было рядом призрака. Джеки даже сам определил диагноз – раздвоение личности, и понимал, что в нём, тихом и незаметном человеке, живут двое… а потому считал себя истинным мастером искусственного мира. Посещения призрака объяснял просто – приступ вдохновения… как и у всех великих людей. Получался замкнутый круг…

Утопия для каждого

Она боялась подойти. Нет, ей не было страшно за последствия… просто этот шум и гам, этот идиотский хохот на переменах – всё это смешивалось и волной набрасывалось на сознание, которое от недосыпания и загруженности на уроках и так было расстроенным. Раздражение доходило до предела особенно тогда, когда глупые разговоры, обращенные в ее адрес, сводили с ума, и она старалась уйти, нет, даже убежать, исчезнуть, в одно мгновение оказаться в недосягаемости от всего живого… лишь бы остаться одной. Она злилась… сначала на них, потом на себя, хотя за что - не могла понять. А теперь – это привычка. И каждый божий день окружающее сверх ее ожиданий вновь превращалось всего лишь в бледные тени, постоянно бродивших в воображении ярких подобий реальности.

И наконец, эта минута, которая так давно родилась в сознании, эта минута, расписанная и растянутая на многие одинокие вечера и ночи. О! Она идет к нему. Бешено колотится сердце. Поверите ли вы или нет, но что-то обжигало изнутри. На верхней губе выступили капельки пота. Слегка кружилась голова. Ощущение такое, что вот сейчас она прыгнет в Никуда, и лишь непреодолимое желание узнать тянет вглубь. Струсить? Нет, никогда… что бы ни оказалось там, на дне.

- Можно ли тебя на минутку? – в горле пересохло.

- Нет, - «укус опасного насекомого».

- Что ж, в другой раз, - то ли пролетело в мыслях, то ли было сказано вслух – она не заметила.

И вот занавес упал. Просто упал… и не было ни слез, ни улыбок, ни боли, ни огня ярости… лишь занавес скрыл огромную черную пропасть, на дне которой теплилась мечта, крохотная и столь человеческая, что ее можно было и не заметить.

Вновь попытка «воссоединения» с толпой! Ведь одиночество невыносимо со временем. Она искала друга, хотя и не хотела признавать свою беспомощность. Вы подумаете, что это Любовь? Ошибаетесь. Это еще один крючок, еще одна слабая нить, чтобы заглянуть в «массы», стать ее частью. Зачем? Да хотя бы ради интереса. Вариантов много. И у каждого свой. Она больше не могла мечтать одна… Глупо!

Д.Гредина. Иллюстрация к рассказу А.Яшиной