Литературный Олимп

Екатерина Рагузина, 11-а класс

Рассказы

Таня внезапно открыла глаза. Что-то упало в чулане и покатилось по полу. Вокруг стоял мрак. Скрипнула половица.

- Кто тут? – спросила Таня, стараясь, чтобы голос прозвучал естественней. Все стихло. Девушка скинула простыню и спустила ноги с кровати. Она встала на холодный пол и ощупью стала пробираться к выключателю. Нащупав знакомый шкаф, она просунула за него руку. Таня почувствовала чуть-чуть шершавую спину старого дома.

С шумом отворилась дверь и застонала на ржавых петлях.

- Ну, ну, ну, где же ты? – но рука не могла найти заветную кнопку.

Таня вбежала на кухню. Тут тоже царила темнота. За окном завыл ветер.

- Бабуля! Бабулечка! Где ты? – нет ответа.

В окно ударила ветка березы.

- Уходи, - вдруг послышался шепот. – Уходи. Далеко, далеко. Сейчас же.

- Кто это? – в ужасе закричала Таня.

По ногам уже заползали какие-то мелкие твари.

- В чем, в чем я виновата?

- Ты знаешь, - послышался ответ.

Таня бросилась к чулану. Открытой дверью играл ветер. А там – пустота. Вечная ночь. Девушка выбежала на улицу. Быстро ступая босиком по мерзлой осенней земле, она чувствовала, что слабеет. Ветер путал волосы, развевал ночную рубашку.

- Не надо, оставь меня, оставь! – в истерике кричала Таня. – Я больше не твоя…

Она упала и уже больше не могла шевелиться. Она глядела в черное беззвездное небо широко раскрытыми глазами и, казалось, не осталось больше жизни в этом мертвенно бледном теле…

- Бабуля… - прошептала Таня непослушными губами.

- Да, да, я здесь.

Девушка почувствовала, как холодное влажное полотенце легло ей на лоб. Она с трудом открыла глаза.

- Я дома? – едва внятно проговорила Таня.

- Да, да, дома. Говорила ты ночью что-то… Сначала про выключатель, потом меня звала, а после я уж и не разобрала… Встану, думаю, посмотрю, что с тобой… Ну, а ты лежишь с жаром-то…

- Неправда… Ты же знаешь, что неправда… - облизнув ссохшиеся губы, прошептала Таня.

Бабушка суетливо опустила полотенце в холодную воду и, отжав, положила его на прежнее место.

- Он говорил, что я виновата… но в чем?

- Ни в чем, ни в чем ты не виновата… - причитала бабушка. – Сейчас я тебе пить принесу. – Она встала и направилась к выходу на кухню.

- Не надо было тебе туда ходить… - тихо сказала она, обернувшись. Но сейчас же вышла из комнаты.

Приближалась ночь. Стихали звуки. Лишь слышался лай соседней собаки, но и тот скоро стих. Весь день Таня то погружалась в забытье, говоря какие-то невнятные слова, а иногда стараясь подняться в постели, то возращалась в сознание и видела над собой покрытое сеточкой морщин заботливое лицо бабушки. Губы бабушки были тонко сложены и чуть-чуть дрожали, четче других обозначилась складка между бровями.

Доктор не пришел. Бабушка сказала, что он уехал в соседнюю деревню: там кто-то заболел воспалением легких.

Таню бросало то в жар, то в озноб, по всему телу выступали мелкие капельки пота. Она судорожно часто дышала.

- Бабуля, я не хочу к Нему! Не хочу! Он меня не отдает. Неужели я вечно буду принадлежать ему? – говорила Таня, судорожно глотая воздух.

- Танечка, успокойся, все пройдет. Ты только не разговаривай. Силы не трать, - говорила бабушка, меняя повязки.

Девочка порывалась встать, едва приподымаясь на ослабевших локтях и падала опять на подушку. Ужасно звенело в ушах. Она, не переставая говорила что-то, что, она сама не знала. Уверяла в чем-то бабушку, показывала зачем-то на свои ноги, силилась повернуть голову так, чтобы увидеть образа над изголовьем кровати, которых на самом деле никогда не было в этом доме.

К полуночи Таня успокоилась. Дыхание стало редким и глубоким. Казалось, что она спала. Девочка лежала с закрытыми глазами, с чуть приоткрытыми губами. Бабушка больше не меняла повязки. Ее вообще не было в комнате. Мирно тикали часы. Перед глазами Тани появилась девочка. Волосы ее были заплетены в косички. Носик задорно приподнят. Лицо излучало свежесть весеннего дня. Девочка чему-то смеялась, вдруг начинала топать ногами, руки ставила на пояс и изображала гримасу. Но тут же снова принималась хохотать звонким безудержным смехом. Зазвучала музыка, и девочка исчезла.

- Напра-аво! Смирно! – командовал чей-то густой бас. Мужчина, еще совсем молодой, подмигнул женщине, стоявшей в толпе и улыбнулся. Женщина вытирала платком слезы, прижав к груди младенца. Она стояла в белом хлопковом платье с красным узором и казалась такой беззащитной… Женщина улыбнулась в ответ на улыбку и печально посмотрела на маленькое создание, покоющееся у нее на руках, потом опять на мужчину… Но полк уже зашагал прочь, мужчина не повернул больше головы. Вокруг слышались женский плач, причитания старух, а она стояла, не проронив больше ни одной слезы, смотря опустошенным взглядом вслед удаляющемуся полку…

Такой же взгляд был сейчас на бледном лице Тани. Руки лежали поверх одеяла. Больше не слышалось дыхание, только тиканье часов. Тик-так, тик-так… Большая стрелка медленно и неуклонно подбиралась к семи.

* * *

Инна посмотрела в окно. Во дворе уже ничего не напоминало о зеленой летней листве и даже недавней золотой осени. Деревья стоят голые, покачивая безжизненными ветвями. Ветер играет сухими листьями, то вздымая их высоко над землей и заставляя кружиться в странном танце, то бросая их вниз и волоча по земле, словно доказывая свою власть над ними. С северо-запада надвигается огромная черная туча. Скоро опять будет дождь.

«Ну, почему я думаю опять? Разве был он сегодня? А вчера? Не знаю… Может и был… А что было вчера? – уже который раз задала себе этот вопрос Инна, но снова не могла найти на него ответа. – Была ли вчера эта мама, этот кот Барсик, так уютно устроившийся у теплой батареи. Был ли этот двор, этот дом, эта комната? Была ли вообще эта жизнь? Почему внутри такая странная пустота и нет никого, кому бы можно было поведать о своем несчастье? И сегодняшний серый день, что он дал мне? Неужели так было всегда и всегда будет?»

У Инны закружилась голова. Она схватилась рукой за подоконник, чтобы не упасть. Инна посмотрела на маму. Мама занята, она работает. Стол завален исписанной бумагой, какие-то книги валяются на полу. Мама сидит, устало погружаясь в работу, подперев лоб рукой.

«Так мама она мне или нет? С виду очень на меня похожа: те же очертания губ, прямой нос, каштановые волосы… Вот только глаза разные: у нее – карие, а у меня серые… Но если это она, мама, почему не помню я счастливых детских лет, проведенных с нею, ее нежных рук и ласковых песен за домашней работой… А может помню? Как бы заглянуть в себя , хоть на мгновение почувствовать нежность к этой изможденной работой женщине?»

- Мама, - невольно позвала Инна и осеклась, не зная, что сказать дальше, а может просто проверить, как подействует на нее произнесенное слово.

Женщина отложила ручку, обернулась и посмотрела на Инну.

- Ну, что? Ужинать пора?

- Нет… Просто… да это я так, пиши. У тебя много работы…

- Работа подождет… Что же ты ни разу про бабулю не спросила?

- Бабулю… - пролепетала Инна.

- Ну да, как она там в больнице?

- Как? – словно эхо отозвалась Инна.

- Хуже ей… - сказала мама, внимательно изучая дочь взглядом. – Но врачи говорят, временно это. Ты не беспокойся, голубка моя, все с ней будет хорошо. – И осторожно прибавила: - Я же знаю, как ты за нее переживаешь.

- Да? – как-то отстраненно спросила Инна, и маме показалось, что она вовсе ее не слушала, а думала о чем-то другом, и глубокая складка легла между ее сдвинутыми бровями.

Телефонный звонок и Риткин голос: «Нет, сейчас я к тебе не смогу… А завтра… Тоже. И послезавтра… и в четверг. Понимаешь, меня не будет… Уезжаю я. И, наверное, мы больше не увидимся».

После короткого и равнодушного «Пока» в трубке повисли короткие гудки.

- Что, Рита звонила? – спросила мама.

- Да… И сказала, что мы больше не увидимся…

- Да? Ну не растраивайся. Может, она еще передумает. А я пошла, пройдусь, прогуляюсь.

- А работа? – рассеянно спросила Инна, но мама уже одела сапоги и накинула старую изрядно потертую кожаную куртку. Она уже хотела идти, но вдруг обернулась.

- Ты, это, будь умничкой. Пока идет дождь, сиди дома.

- А ты как?

- Да я же до соседки добегу… ну всё, всё… я пошла, - мама суетливо вышла и захлопнула дверь.

Инна подбежала к окну и увидела, как мама свернула за угол, на ходу застегивая пуговицы на куртке.

С неба падали большие капли дождя, угрожающе грянул гром… Но почему такое странное ощущение, как будто это было когда-то давным-давно, а может, вчера… Небо озарилось яркой вспышкой молнии. Инна задвинула шторы. В комнате потемнело, еще раз грянул гром.

«Нет, бежать отсюда. Единственный выход бежать. Бежать, что есть силы, как можно дальше и скорей, сегодня, сейчас».

Инна сама не помнила, как оказалась на лестничной площадке, не помнила настежь открытых дверей соседей по дому, не помнила, как спустилась вниз и очутилась на улице. Не почувствовала холода осеннего дня, мокрых капель дождя, не оглянулась: она знала – никого нет поблизости, уже темнело, но ни в одном окне не поблескивало света электрической лампы. И опять все то же ощущение, что все это было когда-то и все, что будет, не предотвратить никогда.