|
|
||
|
|
|
|
|
К литературному Олимпу Алексей Кошкин, выпускник школы № 28 Декабрьский эгоизм (Полуцветной роман)
Антипыч /1/ Прошло много лет, с тех пор как жители вечнозимнего города Вьюгина узнали о существовании Антипыча из 40-й квартиры каменного дома. Надо сказать, что знакомство это было в тягость как самому Антипычу, так и горожанам, однако были среди них и такие, которые благодарили судьбу за лишнее напоминание "о человеке в "бесчеловечную эпоху". Однако, как вы сами понимаете, выговорить такое словосочетание отваживались немногие.
* * * Вьюгин в начале декабря должен предстать на этих страницах не менее колоритным, чем гоголевский Днепр… Панорама города из окна 40-й квартиры складывалась такая, что даже не искушенный в словесных хитросплетениях Антипыч прокряхтел что-то вроде того, мол город поистине оправдывает свое название… За плечами гремели пятилетки и десятилетия; разные дома, обстановки, люди… - А кто они такие эти люди? Те "жители", из-за которых непременно должна подниматься буря в стакане… Или еще лучше – мыслители, подобные мне во всем, кроме времени жизни… Скорее всего это вон те фигуры, видные из окна квартиры 40, спешащие по своим конкретным заботам. Возможно Антипыч наш и рожден был для того, чтоб моргать при всяком разговоре о звезде с Фридрихом Ницше, однако, имел довольно практичный запас мыслей вслух, касающихся почти до всех предметов его скромной жизни. Часами он ораторствовал на кухне, погруженный в восторг функционалиста, к примеру о чайнике или механической мясорубке – тогдашних, да и почти вечных символах Вьюгинского домашнего уюта, создаваемого искусственно и в одиночестве.
Вьюгинский эпистолярий /2/
Оставят? Забудут? Погубят? Расстроят? Отвечу как помню: Errare humanum…/3/ (Из неудавшегося)
В свои n пятилеток и m десятилетий Антипыч писал или школьные сочинения (но это было давно) или ежемесячно заполнял квитанции за квартплату… Но заполнял так, чтобы ежемесячно выражать в них себя, как он впоследствии объяснял, с другой "грани личности". Последняя квитанция была заполнена так: Лицевой счет: Я растворяюсь в цифрах вновь… Хоть лицам счета нет, и все же; В нуле увидите вы бровь, А в единице – нос, быть может… Адрес: В доме моем – пир горою: Блудный мой сын вернулся; Двери сейчас открою, Чтоб за порог не запнулся… Нет – он не пьян, не весел, - Просто не любит свободу, Моих неслучайных песен Огненно-сладкую воду… Фамилия Имя Отчество: Есть преданье: Иуда повесился На осине, на горькой осине. (Н.Глазков) В декабре я один Антипыч – Больше нету нас таковых; За пределами русской равнины Потерялся об этом мой стих… Не ищи меня Вьюгин зимний В жарком летнем полубреду, - Я в тоске, и к декабрьской осине, Устрашая ее, бреду… Как цинично шуршание листьев - По Иуде, мол, страшный плач - Примитивно-языческой кистью Недописан немой палач…
Ведь осина не станет помнить Про Антипыча в декабре: Не иудин масштаб, а форма Лишь безумца на снежной горе.
Сумма к оплате: Я расплачусь сполна За свой покой, Когда б тебя, любимая, Я встретил Не серым утром Холод-октября, А днем декабрьским, Что велик и светел… Надо ли говорить, что служащие Вьюгинской сберкассы, особенно женщины, всякий раз ждали того момента, когда Антипыч придет платить за квартиру № 40 в каменном доме… После дня квартплаты Антипыч целый месяц ровным счетом ничего не писал, а только прислушивался к шороху своих мыслей, вглядываясь то в розовеющий рассвет, то в пьянящее безветрие летних дней, а иногда и в закатную даль, за которой – он знал – непременно есть его настоящая, полная света невьюгинская жизнь. Несколько раз Антипыч пытался уехать "за закатом" на поезде, но проводницы никак не могли взять в толк то, что для несчастного вьюжинца это вопрос жизни и смерти, и снимали его с поезда то на 3-й, а то на 7-й станции от Вьюгина, мотивируя это тем, что мол Антипыч – человек неплатежеспособный (а быть может, и недееспособный). Зато, когда нужно было пешком возвращаться во Вьюгин (ибо больше нашему эпистолярию деваться было некуда), Антипыч встречался наяву с самим пространством исконной жизни. Вокруг шелестели изначальные живые березовые рощи, кое-где возникали естественные (а не утвержденные госпланом) деревушки… Тут бы и вспомнить monsieur Руссо, но, к счастью, этот просветитель не был знаком Антипычу, и он спокойно наслаждался открытым воздухом. Полный впечатлений глотка жизни Антипыч вновь водворялся в квартиру № 40 и дожидался дня квартплаты. - Поверьте мне – седому мечтателю – в этих глуповатых строчках квитанций, где должны были жить цифры – немые и угрюмые – в них весь я… Я, которого никто на этом свете не знает. Пишу в этих желтых разлинованных полуватных листах более для того, чтоб составить подробный отчет о своей вьюгинской судьбе, об органическом родстве меня с каменным домом и квартирой № 40. Пусть меня насмешливо дразнят эпистоляриусом – мне это даже приятно – видно в этом и есть весь замысел об Антипыче… Пускай, пускай… Город, который, наверняка, был родным для нашего эпистоляриуса, даже отдаленно не подозревал о существовании в своих недрах возможно последнего из могикан – романтика уходящих времен. Эсхатолог новейшей истории – такой титул мог бы заслужить Антипыч, будь сейчас какое-нибудь иное время… Но – Вьюгин чаще всего просил своего, едва ли не единственного за всю историю, пророка до времени, а возможно, и вообще не высовываться. Не взлюбило коммунальное хозяйство и формы заполнения платежных квитанций, что сподвигло чуткое и неусыпное руководство ЖКО обратиться за "прекращением неуставного безобразия" к самой психиатрии…
…Medicina nobilissima …/4/
Психиатрию как явление и отрасль знаний во Вьюгине олицетворял доктор Шульцман – страстный поклонник спиртного, женщин, Фрейда и музыки Антона Гартнера. Все творения маэстро Антипыча после прочтения служителями сберкассы и ЖКО попадали на дубовый стол Израиля Соломоновича, который, досконально изучив особенности психической деятельности больного А., решил-таки засесть за диссертацию. В перерывах между бурлящей жизнью д-р Шульцман скрипел пером по полуватману и, напевая "740", вырисовывая клинические картины, сопоставляя свои данные с литературными, надеялся на все только самое хорошее. Любил доктор на ночь полистать платежные документы Антипыча уже не из профессионального, а из чисто человеческого интереса… Как человек внимательный от природы хитрый Изя быстро заметил, что самые отъявленно-патологичные стихи совпадают с декабрьскими квитанциями… Шульцман и диагноз для Антипыча придумал новый – литературе не известный, наукой не установленный: декабрьский эгоизм – egoismus decembricus. Оставалось немного – придумать лечение, - и диссертация готова: можно спокойно спать, пить вино, любить умных и красивых женщин и смотреть любимый фильм про странный недуг Антона Гартнера, представляя, хотя отдаленно, какую этот человек мог писать музыку. Впереди была большая работа: нужно было всесторонне изучить Антипыча и органически вписать его портрет в рамку больного именно декабрьским эгоизмом, а ни чем-либо иным. Для этого Изя, хорошо позавтракав, отправился из дома на остановку 18-го троллейбуса и доехал на нем до самого каменного дома…
Синтез и анализ В день визита доктора Антипыч вполне
бы мог собираться в очередное свое турне "за закатом Вечности",
однако вышло все значительно прозаичнее: Epistolarius magnus взирал через
кристалл светораспределения на обычный будничный Вьюгин. Это уже не был
заснеженный полуцветной открыточный кадр; в окнах квартиры № 40 красовался
предосенний и безнадежный, как онкологический больной, агонизирующий августовский
день… - И не было нового дня, Что окрашен толковой кистью В осень… Увядшее солнце браня, Начинался день номер Восемь…
* * * Дверь своих хором Антипыч никогда в жизни не закрывал, ибо считал, что вор должен быть слишком находчивым, чтоб хоть чем-то поживиться в интровертной обстановке жизни Антипыча. А так как в воры идут люди в основном отнюдь не находчивые, эпистолярий решил, что они в квартире № 40 ничего не найдут… Изя, дойдя до порога и не обнаружив звонка у двери квартиры № 40, ухмыльнулся, внутренне убеждаясь в правоте психиатрии в отношении Антипыча. Слегка тронув дверь, доктор вошел в "покои бесславного уединения". - И не было новых людей, Которым не тесно Рядом: Молчание скорбных теней… И осени плачущий Ладан. Утихнет, должно быть, цвет, Как вечно ранимый Август, - Пусть даст ему осень ответ - Лишь ветреной смерти Парус. - По-моему, слабовато становится Ваше стихословесное чувство, готовое ко встрече с холодом осени, - вздохнув заметил Шульцман, тщетно отыскивая глазами, где бы устроится поудобнее. - Не будь Вы лекарем, Вы стали бы телепатом, шаманом Вьюгинских типи /5/ -многоэтажек, - не меняя интонации, ответил Антипыч, продолжая смотреть в окно и мечтать о закате и пути к жизни… - С моей стороны было бы непредусмотрительно оставлять свой образ неразработанным во временной перспективе; и пусть будет в том отчасти Ваша заслуга - шаманство, пусть даже потенциальное, меня окрыляет! – Изя расхохотался так, что напрочь забыл об Антипыче и "цели своего приезда". - Смешливость лекаря губительна для внутренних слез больных его… - Вы цитируете? - Я вообще редко цитирую, потому что цитаты обычно вставляют в эпиграфы и полуобыденные претенциозные разговорчики… Волею судеб я лишен первого отчасти, а второго полностью. - Однако, мне кажется, Вы враждебно относитесь к психиатрии, то есть хотите остаться в дисгармонии с внешним бесстыдством реального мира… - Доктор festina lente /6/, как говорят у вас, - мне уже n пятилеток и m десятилетий, и все это время я искал разницу между интровертной вакханалией Я и показухой мощи духа нашего Вьюгина… Если Вы попытаетесь привести меня в гармонию с миром, то получите труп Антипыча, тот субстрат, который пишет в платежных квитанциях нули и единицы… - Кто Вы, Антипыч? - В свое время Бомарше сказал (словами Фигаро): "Будь на то воля Божья, я был бы принцем", - так вот этого я сказать не могу… Скорее всего, я – бездарный игрок, проигравший миру, который утешается самообманом о реванше… - Мой реванш будет еще бездарнее провален, и тогда кто-нибудь придет сказать мне о том, что впредь можно просто не брать в руки карт, а дышать осенней испариной и любить закатную пору. - Что значит для Вас декабрь? - История – учительница жизни, история болезни – учительница умирания. Успокойтесь, доктор, - декабрь – это не месяц обострения, не психический антиген, не искусственный рубикон сознания, это лишь время моего последнего цветения; всполох, готовый слиться с закатом в песне о небесных красотах жизни… Это тихая музыка стихов, каждый из которых может стать последним; подобно тому, как декабрь – последний в году… Декабрь – это мифология рождения образа, то есть самого меня… Антипыч после этих слов замолчал – казалось навсегда… То ли он представлял себя навеки слившимся с "тихой музыкой заката", то ли ему просто нечего было добавить в клиническую картину своей болезни, которую жаждал написать маэстро Шульцман. Изя же окончательно устал стоять и, демонстративно раскланявшись с тем, что осталось от Антипыча на земле, покинул "обиталище бетонной философии" № 40 в каменном доме.
Аналитическое фиаско
Если на свете и есть особая каста людей, наиболее закаленных в борьбе за монополию на идеологический фундаментализм, то это непременно служители медицины… В отличие от простых смертных им ведома вся история физического развития человека (равно и предыстория в различных ее вариантах), они знают уязвимости человеческого тела и психики. Одним словом, медицина – это атомная боеголовка всей науки… Однако, на этот раз Изя Шульцман – врач в 3-м поколении – потерпел полное фиаско. В эту ночь светило вьюгинской психиатрии был пьян и угрюм. В двухсотый раз он раскладывал свой собственный "псих-пасьянс". Суть этого игрища заключалась в следующем: вместо традиционных "атласных" для пасьянса брались глянцевые карточки с названием болезней: на одной – шизофрения, на другой – маниакально-депрессивный психоз. Какая карта вынута будет из колоды "наудачу", такой и диагноз – сомневаться было нельзя… Недаром пророк-Антипыч назвал лекаря шаманом – ох, недаром. И на этот 201-й раз Изя снова достал все ту же карту – на ней красовалось: "декабрьский эгоизм". Шульцман хохотал, пил… но не верил чарам хитрого Асклепия. Вскоре доктор слег – расшалилось, катящееся к своему закату (или логическому завершению?) усталое мятежное сердце. Последней зимой своей жизни Изя особенно дорожил. Он вылез из сковавшей его койки, много писал, работал, был внимателен к больным и часто любил повторять: - Декабрьский эгоизм – это не болезнь – это состояние души, - того, во что ни я, ни мой прадед никогда-таки не верили. Значит ни нам Антипыча лечить надо, а Антипычу нас одухотворять! Теперь Изя часами простаивал в одной комнате рядом с Антипычем, как верный ученик духоносного аскета, не говоря с ним ни слова… слушал декабрьскую метель души вьюгинского пророка. - Покажи мне, декабрь, Чертоги твои: Их воинственный Один /7/ воздвиг, Тихо спой мне, метель, Как рождался в боях Грозной силе оплот небес… Дай мне сил засмеяться, Язвительный Тор /8/, Над полуденным бесом зимы… Я мечтал не бояться стихии богов, Но… вернулся в безумные дни! Тихо спой мне, метель, О людской суете В день заснеженных мифов Зари; Успокой мою душу, Пусть ведают все, Что мой голос зиме говорил. - Сумбурный Вы человек, доктор. Сначала, как Шарикова, хотите меня лечить и изучать, а затем, бросив ранние затеи псу под хвост, дышите со мною морозцем декабрьских елей; радуетесь закатам и думаете о душе. Зачем? - Пока не было на Вашем столе декабрьского эгоизма, Вам казалось, что жизнь предсказуема, полна удовольствия и стабильности. - Антипыч напоил меня одиночеством и… стихами! И то и другое я унесу с собою в тихую Вечность. Хотя не знаю, где Она.
* * * После этого Шульцман уже больше никогда не заходил к Антипычу. От местного шамана во Вьюгине остались сплетни, зависти, интриги и… легенда об Изином сердце, которое (за чем то?) болело за единственного невылеченного пациента, отчего, мол, достославный и умер. Наука же пополнилась фактом единственного в своем роде "заразного психического заболевания не поддающегося гипнотическому, логотерапевтическому и медикаментозному лечению…".
Последний стих – О падшем Вавилоне; Последний возглас – О безумье дней…
Вчера настал никем, кроме Антипыча, не ожидаемый декабрь… В снежной лавине тонул всегдашний странный вьюгинский шум. Было бездарно тихо. Антипыч ждал ночи… Ждал, чтобы пойти поговорить с умершим на мгновение городом, которого он не знал. Декабрьская ночь была на редкость теплой и влажной от хлопьев, может быть, последнего снега. Городу был неприятен заснеженный Антипыч, и все же они разговаривали друг с другом о многом: об обращении Шульцмана, о платежных квитанциях… Каждый кирпич Вьюгина укорял Антипыча непонятно в чем. Завтра город проснется Глухим, Потому что я был его ушами – Старыми и ветхими, Больными и незаметными; И, к тому же, всегда мешали Уши мои глухому городу. Не воскликнут его немые Развалины, Ибо был я устами Городу, Словно страшный Царь-колокол; А глухие молчат И мучают окрестность Своей тишиною… Не раздастся декабрьского Плача В злобно-пустынном Вьюгине, - Выколоты глаза – как удачно… Лишь бы не были этим напуганы, Полуптицы с моторными плугами. И не спросите вы: что значит?.. …Ты ослеп, Ты оглох, Онемел в веках Дурацкий декабрьский Вьюгин… - В молодости я слышал, что сбившийся с ритма (аритмичный – как метко сказал бы доктор) стих грозит стать пророчеством… Осовремененным, до ужаса логичным, но все же пророчеством.
Закат
С тех пор Вьюгин почти не изменился – все та же запланированная пустота ночных улиц, пьяные летние и зимние празднества и полное забвение прошлого, как вечный плевок в будущее. От Антипыча в родном городе осталось два источника воспоминаний. Это две публикации в декабрьской городской газете. Первое – это короткое объявление: "Продается квартира № 40 в каменном доме. Вид на сквер, остановка троллейбуса № 18 в 30-ти метрах". Вторым – более красочным памятником бытия эпистоляриуса явилась сводка погоды, говорившая о необычайно красивом и редком в это время года закате… 15.08.2001 - 00:00 22-23.08.2001
Сноски
1. Антип[ыч] (от греч. – Antitypon) - буквально = сын прообраза (сюжетов и героев Сусмана, мифов и т.д.). Рус. разг. обозначение отчества. Примечание. – Имя родилось случайно. 2. Эпистолярий, эпистоляриус (от лат. Epistula) – записка - человек, пишущий письма 3. Errare humanum… - человеку свойственно ошибаться (лат.) 4. Medicina nobilissima - наиблагороднейшая медицина (лат.) 5. Типи – переносное жилище индейцев (ред. – архетип традиционно-общественного уклада жизни с соответствующей атрибутикой: шаманы и пр.). 6. festina lente – спеши медленно (лат.). 7. Один – в скандинавской мифологии бог войны, верховный бог. 8. Тор – в скандинавской мифологии бог смеха, розыгрыша и циничного отношения к жизни. |