К литературному Олимпу

Анна Смольникова, 9-а класс

Семь рождественских праздников Аники

Пролог

Однажды, не так уж давно, произошла история: и быль, и небыль…

Может, вы еще не заметили за чередой будничных проблем, но нас окружает, нет, не магия, скорее волшебство. Да, да, самое настоящее волшебство. Сегодня, рано утром, когда вы сметали снег с промерзшей машины, спешили в школу, на утреннюю пробежку, разве вы не заметили его легкое дыхание, не увидели, а оно было рядом…в ветерке, играющем ветвями, тусклом свете далекого фонаря, в снежинках, ангелами спускающихся с небес, в тишине, порождающей великое спокойствие. Вы не видели?

Не может быть!

Волшебство было вместе с вами: сидело на заднем сиденье машины, кокетливо подмигивая вам, передвигалось в рюкзаке, даже в кармане по соседству с ключами.

Хотя, вы слишком заняты и торопитесь…

Конечно, вы можете спросить, что делать с этим волшебством, почему оно повсюду следует за вами.

Ничего, оно само пришло к вам затем, чтобы принести немного счастья. Да, вы можете оспорить меня: «Где же это счастье, если волшебство всегда рядом?»

А верите ли вы в это волшебство?

Нет, оно никогда не придет к скептику или, того хуже, к Фоме.

Нужно открыть сердце ему навстречу, не потерять его в череде невзгод, сохранив в своей душе отпечаток волшебства.

Но, кажется, мы отошли от основного предмета нашего обсуждения…

Скорее давайте вернемся к нему.

Однажды, не так уж давно, произошла история: и быль, и небыль…

Глава 1

Для большинства обитателей Праги жизнь текла размеренно, несмотря на столичность положения города. День кончался, и наступал следующий, с новыми заботами, обязанностями и маленькими радостями, тщательно оберегаемыми человеком от посторонних глаз. Все в жизни пражан двигалось, словно по заколдованному кругу, будто древняя магия Голема, сохраненного временем в романе Густава Майринка, вырвалась из старинного еврейского квартала и превратила все вокруг в прескучный механизм, не знающий остановок, тем более поломок…

Для Аники же все было переменно: то день включал сотни часов, то год сводился к нескольким секундам.

Прошу прощения, стоило описать это создание подробнее, учитывая то, что Аника как-никак является своеобразным, но ощутимым исключением из 90% правил, установленных «нормальным» (но мы с вами понимаем, что состояние общества как раз - таки обратно) обществом.

Аника была миловидной девчушкой, возраст которой неумолимо приближался к шестнадцати.

Она выросла, нет, еще росла, но уже почти сформировалась как личность, в семье «не делай то; не ходи туда; будь не позже 18:30». Первые три года своей жизни камней преткновения не было, потом наступили тяжелые четыре года, после которых с началом походов в школу все стабилизировалось. У Аники не было больше ни сил, ни времени на споры. Тем более, что с годами родители практически подавили ее. Удивительно наблюдать, что способны сделать родители, желающие добра своему ребенку, всего за несколько лет. К двенадцати Аника отлично училась, общалась с «правильными» ребятами и занималась в художественной школе, на курсах литературы, истории и искусствоведения, плюс – во всем безоговорочно слушалась родителей.

Согласитесь, такое положение вещей не может долго быть неизменным.

Когда Анике исполнилось пятнадцать, родители переехали из дома в Градчанах в дом, окнами выходящий на Староместскую площадь. Пришлось менять школу, ведь родители не хотели, чтобы их дочь проделывала двадцатиминутный путь до прежней школы по узким улочкам и градчанскому парку в одиночестве.

Так жизнь Аники начала меняться, а однажды сделала серьезный поворот…

Глава 2

Как я уже сказала, все в жизни Аники менялось: предыдущий учебный год пролетел, будто мгновение, за чередой систематических проверок знаний, заданий для курсов и исследовательских работ лето наступило как-то неожиданно. Переезд занял не так уж много времени, примерно через три дня новая двухэтажная квартира, состоящая из восьми комнат, была обставлена мебелью, вещи были перевезены.

Это было удивительное место, полное особой атмосферы, особого вдохновения.

На первом этаже была гостиная, кабинет, две спальни, кухня, пара ванных и холл, здесь Анику можно было наблюдать около двадцати минут в день, остальное время она проводила у себя на втором этаже. Там все было ее: комната, второй кабинет, вторая гостиная и библиотека. Родители появлялись на втором этаже примерно раз в месяц и то непонятно зачем.

Лето двигалось своим чередом.

Аника обнаружила, что появилась масса свободного времени. Теперь с девяти утра до шести вечера она бродила по узким улочкам, заглядывала в маленькие магазинчики, сидела в парке, не переставая удивляться красоте города. Это было спокойное время, не обременяющее тревогами и заботами. Аника возвращалась за час до прихода родителей, чтобы послушать музыку. Это лето стало своеобразным музыкальным открытием для нее, раньше из плеера Аники доносилась классика, особенно часто Вагнер. Теперь на столе, полу и полках громоздились диски Red Hot Chili Peppers, Audioslave, New York Dolls, Judas Prist, сольные альбомы Джона Фрусчанте и диски Роберта Планта. Новая музыка открывала сознание, высвобождала его из привычной оболочки.

Так проходил последний час сладкого одиночества, потом возвращались родители, и Аника укрывалась от их настойчивых расспросов и нудных разговоров в библиотеке.

Там она устраивалась в широкой оконной нише с книгой, найденной на одной из высоких библиотечных полок. Буквально через несколько минут грань между реальностью и мифом стиралась для нее. Забвение, вызванное книгой, прерывалось лишь очередным боем астрономических часов. Через каждые шестьдесят минут Аника поднимала голову и внимательно осматривала в открытое окно площадь, полную людей, собравшихся на «бой» часов. Вся площадь в эти моменты была охвачена ожиданием, наступала удивительная тишина, полная напряжения и внимания.

После того, как минутная стрелка оказывалась на месте двенадцати, и все апостолы являли свои лица народу, пространство перед часами пустело, и Аника снова углублялась в книгу.

Неожиданно обнаружилось, что вся библиотека прочитана, а значит, чтобы не сойти с ума от скуки, нужно было отправляться в книжный магазин.

В четверг вечером (это был прекрасный августовский вечер), сказав родителям, что идет в школу узнать расписание занятий (на самом деле она посетила это учреждение еще вчера, ведь знакомых в новой школе у нее не было, со старыми связь была потеряна, а значит, узнавать все нужно было самостоятельно), Аника вышла из маленького дворика на Мелантрихову, прошла немного вперед, свернула от Вацлавской площади на Народную. Эта улица была полна магазинов и универмагов. Из своих дневных прогулок по городу Аника припомнила, что там, в старинном двухэтажном доме, располагается книжный магазин, это место всегда производило на нее такое же впечатление, как и волшебная лавка из одноименного рассказа Герберта Уэллса. Над дверью висела вывеска с золотистыми буквами KNIHA. Аника зашла внутрь. Звякнул колокольчик. Странно, продавца не было видно ровно, как и конца магазина, весь обзор закрывало множество книжных полок самой разной высоты и размера. В магазине царил странный полумрак, возможно потому, что свет, кажется единственной на весь необъятный магазин лампочки, загораживали стеллажи с книгами. Аника, судя по всему, была единственным посетителем лавки. Она медленно двигалась вдоль полок, выбирая книги с некоторой тщательностью. Ей казалось, что прошло около десяти минут с ее визита, как часы на левой руке показали, что прошел почти час.

Интересно, родители сегодня склонны к разжиганию внутрисемейных конфликтов? – произнесла она вслух, обращаясь к фотографии Павича на одной из книг. Через три минуты Аника уже направлялась к прилавку со стопкой книг в руках. Здесь были Майринк, Олифант, Райс, Есенин, Фаулз, Стокер и Рауд. Продавец – мужчина достаточно преклонных лет, напоминающий больше толкиеновского волшебника, нежели продавца книг, появился неожиданно (хорошо, что появился вообще!). Касса была ужасно старой и сильно позвякивала, кажется еще более шумно, чем дверной колокольчик. Все время, пока этот «волшебник-книжник» перекладывал что-то, взяв деньги за покупку, и вертел ручки кассы, Аника пыталась рассмотреть кольцо на указательном пальце его правой руки. Оно было золотым, с огромным аметистом в центре. Внутри камень был будто затуманен, в тот момент, когда Аника сильнее прищурилась, чтобы хоть что-нибудь увидеть, раздалось «кхе-кхе». Обнаружилось, что продавец уже упаковал все книги в пакет из плотной коричневой бумаги и протягивал его своей покупательнице. Анике ничего не оставалось, кроме как поблагодарить этого странного человека и выйти на улицу. Она встревожено посмотрела на часы, минутная стрелка сделала полный оборот и показала время «на час назад». Что это? Неисправны часы? Нужно было торопиться домой и попросить папу или маму, чтобы они купили новые часы («терпеть не могу магазины, все равно они все покупают»). Проходя мимо фруктового рынка с витающим там ароматом яблок и вишен, Аника стащила с руки «сумасшедшие» часы и швырнула их в ближайшую урну. Снова оказавшись на Мелантриховой перед входом во двор, она перевела дыхание. Возможно, родители сейчас ужинают, смотрят телевизор, готовят на кухне, говорят по телефону, что угодно, лишь бы они не заметили, что их дочь час рассматривала расписание занятий в школе, находящейся в пяти шагах от дома. Аника бесшумно повернула ключ и вошла, в холле на маленькой тумбочке лежала записка, предупреждающая о том, что родители ушли к знакомым и будут около десяти.

- Что ж, к десяти так к десяти, - произнесла она и двинулась в библиотеку, чтобы приступить к очередному роману Майринка. Большие часы в гостиной невозмутимо показывали время «на час назад»…

Лето неожиданно кончилось, в понедельник нужно было посетить школу, чтобы записаться в профильные группы и узнать подробности о курсах, а во вторник приступать к занятиям.

Но это только на следующей неделе, так что у Аники еще было немного времени, чтобы прочитать все купленные сегодня книги.

Глава 3

Как давно я не писала, прокручивая в дороге всю историю этой чешской девушки под хрипловатый голос великого Тома Уэйтса.

Наконец, мне удалось снова вернуться к тому, на чем я остановилась, а именно к началу учебы.

Итак…

…Аника заглянула в аудиторию, там было полно народу, почти все места были заняты, кроме нескольких сзади и одного в первом ряду, к нему она и направилась. Из сумки был извлечен учебник по литературе, колледжбук и ручка. Аника огляделась по сторонам, похоже, что ее появления никто не заметил. Она решила, что раз тут все друг друга уже знают и она единственный новый человек, то стоит самой пойти и познакомиться со всеми. Преподаватель зашел в класс как раз в тот момент, когда Аника уже собиралась подойти к девушке у окна.

Высокий мужчина лет тридцати оказался американцем, по крайней мере, фамилия, которую один из ребят назвал в приветствии, говорила о том, что это мистер Смит (какая распространенная фамилия!). Он поприветствовал всех собравшихся и под бодрый гул отдохнувших за лето учеников возвестил о том, что нужно начать курс этого года с Франца Кафки. Аника тут же загрустила, потому что ровным счетом ничего высокого и душевного в произведениях Кафки она не видела.

Так прошло целое занятие в пятой аудитории, освященное электролампами и тусклым пражским небом.

В перерыв между биологией и правом Аника решила познакомиться хоть с кем-нибудь, ее уже несколько часов преследовало ощущение, что никто ее не видит.

В конце коридора стояла группа ребят, она уверенно направилась к ним.

- Привет!

Ей ответили не сразу, предварительно смерив неодобрительным взглядом, задержавшимся на томике Гете.

Через пять минут принужденной беседы Аника осознала, что ей здесь не рады. Как она ни старалась поддержать беседу, понравиться, ничего не получалось. Аника отошла к окну, за которым крыши домиков отбивались от гулкого дождя. Значит, здесь она обречена на одиночество, понять бы почему.

После занятий все пошли гулять, а Аника медленно побрела по улице, ведущей к ее дому.

Через неделю Аника поняла, что медленно сходит с ума от всех школьных ужасов. С ней практически никто не разговаривал, что уж тут говорить о понимании. Оказывается, здесь не принимали тех, кто магазинам предпочитает картинные галереи, а компьютеру книгу. Теперь она была одинока, приходила на занятия, получала оценки, страдала от недостатка общения с людьми и шла домой или бродила по городу до появления родителей.

Иногда так хочется с кем-нибудь поболтать о чем-то пустяковом, посмеяться, сходить с друзьями в кино. Но единственными друзьями оказывались книги.

Задавали все больше, хотя, чего еще стоило ожидать. Анике теперь ни на что не хватало времени, она все меньше выходила, все больше плакала, слушая песни, которые раньше никогда не вызывали слез.

Это была далеко не самая погожая осень Праги. Все чаще приходилось закрывать окно библиотеки и засыпать не только под звуки гитары, доносящиеся из наушников, но и под мерный стук дождя.

Однажды, зайдя в библиотеку, Аника обнаружила на полу множество листьев, которые ветер перенес с площади, они легко шелестели, перемещаясь от кресла к полкам.

Если появлялось время, Аника затыкала уши наушниками, закрывала глаза книгой, а разум – печальными размышлениями о смысле жизни и глубокой человеческой грусти.

В октябре пришлось признать, что кончаются не только книги, но и запасы душевного равновесия. Как бы не расхваливали преподаватели свою лучшую ученицу, как бы она не улыбалась на занятиях, в душе ее шел дождь, которому не было конца.

Аника окончательно запуталась, не знала, чего она хочет, зачем живет, да и жизнь ли это вообще?

Так прошел октябрь, оставив город без листьев, а садовников чешских замков без работы.

Нужно было что-то менять в этой жизни, но как и что, Аника не знала кажется впервые. Один за другим дни проходили вереницей ничего не значащих событий.

Глава 4

Она вышла в переулок, упершись взглядом в маленький кукольный магазинчик. Впереди деревья тянули свои омертвелые ветви к бесцветному небу. Между домов скользил сырой туман, гулким стуком отдавалось каждое падение капель на булыжники мостовой. Ветерок неожиданно ворвался на эту улочку, разорвав в клочья туман, нагоняющий холодную сонливость.

Аника поежилась и застегнула куртку.

Она побрела вверх в сторону Малой страны, сворачивая то влево, то вправо.

Медленно…

Аника заглянула в лицо Карла Великого, почему-то ей вспомнилась обложка «Зеленого лика».

Все было непривычно пусто, казалось, каждая из каменных фигур Карлова моста, постройка которого была рассчитана лучшими астрономами Европы, жива и лишь в великой дреме ожидает великих перемен, даже знаменитый крест заметно поблек в эти утренние часы.

Аника устроилась на бортике моста у подножия одной из фигур, обратив свой взор в сторону собора святого Вита. Скоро с его колокольни раздастся звон, пробуждающий не только пражан, но и все мистические силы и настроения города.

Градчанский парк почти полностью скрывал необъятную громаду готического собора.

Казалось, что прошло несколько часов, прежде чем раздался звон. Он легким колебанием воздуха разнесся по пустому городу.

Стайка пичужек вспорхнула с веток вековых деревьев парка.

Нужно было идти домой, родители наверняка скоро проснутся.

Было тяжело возвращаться назад.

Низкие окна домов на Мелиховой не отражали ничего своим затуманенным взором, наблюдая за проходящей мимо девушкой. Аника поднималась по старинной витой лестнице, пальцы проскальзывали по кованой решетке вслед за быстрым шагом.

Легко прозвенели ключи, легче, гораздо легче даже самого маленького соборного колокола. Легко и музыкально…

Было тихо, а значит, сон еще не оставил квартиру, отступая перед торопящей людей будничностью.

Аника преодолела очередную лестницу, на этот раз на второй этаж, в библиотеку, где легкий слой пыли на книжных полках становился хранителем всех ее размышлений и мечтаний. На этот раз Аника не пошла к оконной нише, она подвинула к камину глубокое кресло и разожгла огонь.

Блики играли на переплетах и золоченых буквах обложек. Огонь дружелюбно потрескивал (все-таки здорово жить на последнем этаже, оттуда легче всего проложить каминную трубу). Площадь постепенно оживала, а замерзшие щеки Аники постепенно теплели. Она опустилась в кресло и, кажется, полностью скрылась в собственных мыслях, пока часы на площади не пробудили ее, быстро перемещая минутную стрелку «на двенадцать». За стеной в гостиной им вторил латунный маятник.

Восемь утра…

Аника поджала ноги, удобнее устраиваясь в кресле, стягивая куртку с некоторой неохотой, хотя в библиотеке уже было достаточно жарко.

Неожиданно что-то выпало из бокового кармана и, покатившись по полу, остановилось у ножки кресла. Аника наклонилась, чтобы поднять предмет, куртка упала на пол, но девушка этого так и не заметила.

Вся эта ситуация вдруг напомнила ей книгу Милорада Павича «Ящик для письменных принадлежностей», где герой постепенно постигал все тайны этого ящика и связанную с ним историю.

В руках Аники были часы на тонкой золотой цепочке, звенья которой представляли собой пятиконечные звездочки. Боковая сторона корпуса была испещрена абсолютно незнакомыми знаками. На циферблате числа отличались от обычных – 30, 4, 5, 13, 25, 31, 6, именно в таком порядке, а стрелок вместо пяти было семь, каждая оканчивалась маленьким месяцем. Сбоку торчал небольшой штырек, а на нем - солнце с изогнутыми лучами.

Аника с интересом рассматривала этот предмет. Откуда он, как появился в кармане куртки, ведь часы достаточно увесистые, а она даже ничего не почувствовала. Что же с ними делать, отнести назад? Нет, что-то подсказывало, что нужно оставить их себе. Тут Аника надавила на рычажок с солнцем, неожиданно раздалось позвякивание, и одна из стрелок, самая короткая, провернувшись три раза, встала напротив 30. Что бы это значило?

Тогда Аника еще не понимала, что этот затейливый предмет изменит всю ее жизнь.

Глава 5

Кажется, я опять забыла, о чем мы с вами говорили. Простите, просто на днях мне попалось полное собрание сочинений Оскара Уайльда, и я несколько увлеклась.

А остановились мы на том, что…

… близилось 30 ноября, а значит, праздник святого Андрея.

Аника совершенно забыла о часах и просто носила их в кармане, подчиняясь какому-то внутреннему инстинкту. Первое полугодие подходило к концу, а она так и проливала слезы, расстраиваясь из-за того, что не может влиться в систему. Правда, странные часы придавали ей ощущение того, что все будет хорошо, а что подразумевала Аника под этим «хорошо», не знала даже она сама.

Медленно, день за днем, отрывной календарь на стене становился все тоньше, и теперь он выставил на всеобщее обозрение золотистые цифры «29».

Удивительно, обычно в Праге почти нет снега, а сегодня, пока проходил урок географии, город побелел.

Выйдя из аудитории, Аника подошла к высокому окну коридора, подталкиваемая шумными учениками.

Улица напоминала сказочное королевство: деревья были обсыпаны сахарной пудрой, искрящейся в лучах зимнего солнца, крыши домов залиты белой шоколадной глазурью, а с неба сыпалась мелкими хлопьями сладкая вата.

И как учиться после такого!

Оставшиеся лекции преподаватели представали перед Аникой то зефирными кругляшами, то карамельными тросточками. А все это в силу чрезмерной любви к сладкому и крайне свободному в своих действиях и предпочтениях воображению.

После школы никуда не хотелось торопиться, да и некуда было: дома никто не ждал (родители уехали на выходные, а Аника уговорила их оставить ее в покое), уроков не задали – праздник все-таки!

Аника открыла дверь, сбросив сумку в холле. На улице значительно похолодало, с появлением снега температура упала до отметки «пора надеть свитер». В спальне был удивительно прекрасный беспорядок, который был довершен вещами, разбросанными по полу вследствие поисков в шкафу свитера, который, наконец, был извлечен оттуда. Натянув его, Аника взяла сумку меньших размеров, надела куртку и вышла на улицу.

Множество людей наполняло площадь, все они ожидали смерть и апостолов, чтобы одновременно затаить дыхание в ожидание этого чуда, создавая совершенно особую атмосферу вокруг.

Аника медленно двигалась, обходя людей, спешащих домой. Ей нужна была маленькая улочка недалеко от Чехова моста (я специально не называю точного адреса, иначе это место перестанет быть таким секретным). Так вот на одной маленькой улочке, даже меньшей чем Злата, есть магазинчик, над которым висит трехсотлетняя вывеска с надписью Cokoladniza. Это одно из самых волшебных мест Праги, самая лучшая кондитерская, какую только можно вообразить. Аника забрела сюда случайно, пару месяцев назад, во время одной из своих прогулок. Долгое время она удивлялась тому, что никто не знает об этом волшебном месте: когда бы она ни зашла, там всегда никого не было.

Сегодня, как и всегда, переулок был пуст, и Аника, задержав дыхание, открыла дверь. Тут же она погрузилась в мягкое тепло и аромат шоколада, который после визита сюда еще долго сохраняла одежда.

Аника устроилась в мягком кресле у витражированного окна в ожидании меню в кожаном переплете с сиреневой кисточкой. Появилась девушка с приятной располагающей улыбкой и опустила на стол кожаную папочку.

Через пять минут на столике оказался самый лучший в мире медовик и чашка горячего шоколада с ванилью. Девушка исчезла, а из невидимого динамика полилась мелодичная Hold on.

Аника смотрела сквозь цветные кусочки стекла на размытую улицу и падающий снег, вскоре окончательно залепивший окно. Она никогда не испытывала большего умиротворения. В голову могут приходить только удивительно оптимистические мысли, когда прихлебываешь горячий шоколад, рассматривая пейзажи Дюрера, которыми были оформлены стены шоколадницы. Оставив на столике деньги, Аника подошла к витрине, заполненной шоколадными конфетами и фигурами. Выбор пал на металлическую коробку, изображающую рафаэлевских ангелочков, полную фигурок из белого шоколада, начиненных орехами и цукатами. Расплатившись, она произнесла привычное «декую» и вышла на улицу. Снег всего за пару часов превратил Прагу «стобашенную» в Прагу «стосугробную». Аника зашагала в сторону дома, плотнее затягивая шарф и надевая перчатки.

В квартире было темно, при ее обходе с целью наведения некоторого порядка, оказалось, что уже десять. В библиотеку идти не хотелось, там сейчас так одиноко, а чтобы развеять это чувство, нужно разжечь камин, а делать это так лень. Горячий шоколад нагонял сонливость. Аника отворила дверь спальни, сделала несколько шагов и повалилась на кровать, включив лампу на тумбочке. Она отыскала в сумке коробку из шоколадницы и открыла ее. Один за другим исчезали ангелочки, а когда пробило двенадцать, оказалось, что Аника спит в обнимку с коробкой, на которой нарисованы Сикстинские ангелы. Найденные недавно часы звякнули трижды, стрелочка дрогнула, заставив циферблат ожить в кармане кофты. Но Аника ничего не слышала, она уже спала…

Глава 6

Неожиданно для себя Аника оказалась в Тунском переулке, который Майринк однажды описал в «Растениях доктора Синдереллы». Да, это была тот самый переулок. В начале стоял маленький домик с покосившейся черепицей. Лучи заходящего солнца падали сквозь этот дом. Оконные стекла отливали золотом и серебром, переходящим в чистую электру, подаренную последними лучами солнца, представляя собой квинтэссенцию заката.

Аника в каком-то неясном грезинге отворила дверь этого строения, даже не заметив над входом табличку с надписью «старьевщик».

Куда она попала?

Это было небольшое помещение, загроможденное всевозможными предметами: старинная барочная мебель, лампы, древние фолианты, картины в золоченых рамах, сундуки, украшающие стены гобелены с выцветшими единорогами - все это окружило Анику, окончательно запутав. Теперь ее взгляд перескакивал с одной вещицы на другую, не зная, стоит ли останавливаться вообще, и даже не замечая того, что от светящейся в лучах, проникающего через тусклые окна солнца, пыли трудно дышать. Поистине удивительное место! Неожиданно Аника заметила на маленьком туалетном столике золотое кольцо с аметистом, то самое, что было у продавца книжного магазина (не может быть!). При ближайшем рассмотрении стало предельно ясно, что это именно то кольцо, но что же оно здесь делает? Что она здесь делает? Может это сон, сон.… Нет, какой тут сон, когда так сильно бьется сердце. Аника двинулась по узким проходам, оставленным между этими причудливыми «обитателями лавки». Неожиданно оказалось, что она достигла дальней стены и теперь стоит напротив старинного бюро. Теплое чистое дерево, маленькие ящички – как же его не открыть! В тот момент, когда Аника потянула на себя ручку, что-то издало пронзительный звякающий звук, и на нее сверху неожиданно упал (точнее не совсем упал, потому что она его все-таки поймала) ручной фонарь небольших размеров, похожий на те, с какими ходили многие столетия назад, из стекла, слегка отливающего сиреневым светом, обрамленного тяжелым металлическим венцом. Ручка была не просто круглой, она была «увита» плющем. Странно, но у фонаря не было «окошка», чтобы зажечь его. Как же тогда он…

- Кхе-кхе

Теперь фонарю в руках Аники действительно угрожала опасность, ведь она вздрогнула так, что сам воздух перешел в состояние достаточно явственного колебания. Оказалось, что это был тот Гэндольф из книжного магазина. Что он тут делает, ведь так не бывает, человек не может иметь сразу две лавки в разных концах города и быть там одновременно?! Зато теперь понятно, что здесь делает кольцо с аметистом.

Аника вопросительно посмотрела на нарушителя своих фонарно-светильных исканий.

- Возьмите его себе.

- Что? Не понимаю, себе совсем? Почему именно его и сколько я вам должна?

- Возьмите просто так, это часть, принадлежащая вам по праву, а теперь идите, идите, я должен закрыть лавку.

Аника долго недоумевала, потому что, переступив порог лавки, она оказалась не в неизвестном переулке, а у фонтана в парке, который не был ей знаком.

Как много снега, им были покрыты все деревья, а изо рта ангела, сидевшего на каменном бортике фонтана, выбивалась струя воды, неожиданно превратившаяся в лед, да так и расплескавшая последние холодные бусины в воздухе. Аника осмотрелась, но вокруг были лишь деревья, покачивающие узловатыми ветвями, да маленькая скамейка, к которой она и направилась, терзаемая сомнениями. «Может, я все же сплю, как можно оказаться неизвестно где непонятно каким образом?» - размышляла она, усаживаясь на скамейку, чтобы разглядеть фонарь как следует. Но увы, она не нашла более ничего примечательного, кроме надписи «duse». «Душа» - что все это значит? Аника хотела рассмотреть надпись внимательнее, но оказалось, что всего за минуту стемнело настолько, что нельзя было различить собственных пальцев, сжимавших фонарь.

Что же ей теперь делать? Фонарь в ее замерзших руках зажегся так же неожиданно, как и тьма опустилась на парк. От него исходило слабое сиреневое мерцание, как от далекой звезды. Она брела по покрытым снегом листьям, прислушиваясь к его легкому хрусту, поднимая фонарь как можно выше, чтобы хоть что-то рассмотреть в кромешной тьме, простершейся кажется над всем земным шаром. Теперь Аника не задавала себе вопросов о реальности происходящего, нет, теперь она надеялась на то, что спит.

И она действительно спала у себя в комнате, сжимая в руках, не пустую коробку, а фонарь, еще слабо освещавший ее тревожное лицо…

Рисунки автора

(Продолжение следует)