Под созвездием ЭЛИКЭ

Екатерина Волощенко, Дарья Гредина, Артем Косарев, Ольга Святкина, 10-а класс

Научный руководитель Б.В.Бокарев

Архетипические образы и интертекст

российской рок-культуры 1990-х годов

«Ты можешь назвать эту песню набором бессмысленных фраз»

(«Черный цвет солнца»)

В своем исследовании мы хотели обратить внимание на смысловую (в том числе – на интеллектуальную), художественную сторону текстов рок-песен в России конца XX века. Безусловно, у каждой эпохи есть свои каноны, свои стилевые особенности, избежать их невозможно, и они в равной мере присутствуют (торжествуют) во всех видах и жанрах искусства. Рок-культура - не исключение, поэтому, учитывая гегемонию постмодернизма в современном мировоззрении мастеров искусства, мы хотели бы остановиться в нашем исследовании на умственной игре рок-музыкантов, их оценке состояния эпохи, в которой они призваны были творить, их место в этой эпохе, их жизненные ценности.

Рок-музыка в России (тогда еще СССР) появилась не через официальные заявления, манифесты и постановления, а стихийно, через «голос Америки», грампластинки «на ребрах», магнитные записи. И если время рок-н-ролла в мире определено 1954 годом, то в нашей стране первые упоминания о нем (подпольном) приходятся на конец 1960-х годов. Видный российский музыкант А.Козлов указывает, что «начиная с 1965 года, появляются первые советские бит-группы: «Славяне» и «Соколы» в Москве, а также «Странники», «Авангард» и «Лесные братья» в Ленинграде». Но они известны только узкому кругу почитателей. На следующем этапе, а именно во второй половине 1970 годов, наибольшего успеха добились «Ариэль», «Песняры», «Скоморохи», еще чуть позже «Машина времени», «Автограф», «Интеграл»… До появления этих групп на эстраде царили ВИА, которые отдаленно напоминали «ливерпульскую четверку».

В отличие от философии и литературы битников и хиппи отечественная рок-музыка (культура) придавала больший смысл не только общественным идеям, но и простым человеческим личностным переживаниям. Новые песни продолжали традиции русской литературы, вместе с тем принципы искусства XX века наложили свой отпечаток на тексты песен рок-музыкантов. С одной стороны, они камуфлировали иносказанием сокровенное (чтобы уйти от запрета властей), с другой стороны, осваивали язык вымышленного мира, «зазеркалья», наполняя тексты архетипными неомифологическими образцами, а также всемерно использовали интертекст, т.е. классические цитаты из прошлого. В Советской России были свои «фолкники»: В.Высоцкий, Б.Окуджава, А.Галич. Благодаря им, отечественный рок приобрел осмысленность, художественное литературное содержание. Образцами для них были исполнители собственных песен в США: Боб Дилан, Пит Сигер, Джоан Баэз. «Машина Времени» и созвучные ей группы стали определять лицо, стиль, нравы молодежи. Тексты их песен расходились афоризмами, а такие, как «Поворот», становились гимнами молодежи.

«Золотой век» русского рока приходится на время «перестройки». Группы в этот момент приобрели долгожданную свободу самовыражения, и им уже не приходилось в своих «прилизанных» песнях прибегать к инакомыслию, глубоко законспирированному образу, сюжету. Появились новые темы, вынесенные пеной нового времени. Таким образом, сформировался агрессивный, сильный массовый высокохудожественный национальный тип рок-музыки.

Назовем персонажи наиболее популярных песен, прежде чем сделаем вывод о причине их появления в текстах: У «Алисы» это - Свиньи («Звезда свиней») – безликая толпа людей, смотрящая в рот «звездам»-диктаторам; Доктор Франкенштейн*, превращающийся в пациента, созданного им «гормонального мутанта»; Вервольф, жаждущий домашнего тепла; Манекен со стерилизованным взглядом, который верит искусственным цветам, зеркалам, замкнутому пространству; Вор да палач, ловко приспособившиеся к новым условиям жизни; Посторонний; Экспериментатор новых моделей сознания; Шестой лесничий мертвого леса; а в песне «Тыр-тыр-тыр» интересно представлены названия рок-групп, как образы нового времени: «Зоопарк», если за решеткой ты сам»; «Аукцион», где тебя покупают, тебя продают»; «Телевизор» - он правит нами, он учит нас жить» и, конечно же, Рок-н-ролл и Доктор Буги. У «Агаты Кристи» фольклорно-сказочные Пьеро, Король и Пираты. На одном полюсе у них Гномы-каннибалы, которым хочется каждого засунуть в шаблон, на другом Черные волки, чья «надежда - в огнях вновь зажженных костров нашей веры». «Коммунальные вожди, женихи из упряжки / На троих: диктатура, бандюки, да наци / Разливают страну» (Ю.Шевчук). Перечисленные архетипы говорят как о хаотическом деструктивном начале, так и утверждают мотив достижения высоких целей.

Женский образ скуп в рок-музыке и, конечно же, архетипичен. Анима - женщина, олицетворяющая в себе любовь и смерть, умеющая подчинять желания многих мужчин узнается в Пантере «Агаты Кристи»: «Испей мой стон, дай мне шанс» (Агата Кристи. «Ты уходишь»).

Все эти герои-архетипы достаточно сюрреалистичны, и своим узким амплуа в театре жизни напоминают нам персонажей итальянской комедии масок. Но новые Пьеро, Арлекин, Бригелла таят в себе уже не смеховые, а трагикомические черты. Авторы песен неоднократно указывают и на свою актерскую миссию, на то, что они клоуны, а сценой для них становятся и старинный театр: «Ах! Дамы, господа! / Позвольте нам начать / И пьесу показать / Про смерть и про любовь» («Алиса».«Пролог»), и Лысая гора, и Театр теней: «Театр начинает жить, лишь только свет отбросит первые тени». Рок-звезды очень часто в песнях пытаются определить свое место в жизни, а может быть свое лицедейское амплуа. Но маска как знаковый образ не дает возможности раскрыться в песне внутреннему миру героя:

«Алиса»: «Ты (понимай, как «я») хотел всегда, во всем быть только первым. Ты хотел всех удивить».

«Я - как ртутный шар и мой блеск ядовитей, чем газ» («Карточный дом»).

«Я - оторванный ломоть» («Плохой рок-н-ролл»).

«Местоимение, не имеющее лица».

«Я – чужой».

«Я умею читать в облаках имена / Тех, кто способен летать» («Мое поколение»).

«Агата Кристи»: «Я - сытая свинья, просто сытая свинья!/ Я в грязной луже лежу, но ты не трогай меня».

Ю.Шевчук: «Я весь - скрученный нерв».

«Моя глотка - бикфордов шнур».

«Я - поэт заходящего дня».

«Я - пастырь, я - красный волк

Дрессировке не поддаюсь».

«Я, я - электрический стул

Слишком долго не посидишь».

«Я есть живой человек».

«Я - церковь без крестов,

Я - птица без небес.

Я - каменное эхо.

Я - память без добра.

Я - знанье без стремлений».

«Я вымираю, я ненужный вид».

«Не продаюсь, но падаю в цене».

Бросается в глаза, что рок-группы в своем поэтическом творчестве не создавали утопического мира, у них никогда не было будущего, все их мысли были обращены либо к сегодняшнему дню, либо к безвременью. «Вскормленные пеплом великих побед», они способны были только танцевать на обломках старого мира. Архетип «Карманьолы» - танца Великой Французской революции – популярен в песнях российских рок-групп:

«А мы танцуем на палубе / Тонущего корабля» («Алиса»).

«Как просто стать пеплом, танцуя в центре огня» («Алиса»).

Но это не танец победителей, скорее, это шабаш, так как мир для них предстает в темных красках, а новые герои в их песнях – «хамелеоны» и «скорпионы»:

У «Алисы»: «Время червей и жаб» («Время менять имена»);

«Я чувствую начало конца…» («Ветер перемен»);

«Будь что будет… Смех да слезы, а чем еще жить?» («Красное на черном»);

«Твои права – мой закон, / Я – твой слуга, ты – мой гегемон. / Мы с тобой будем дружно жить. / Ты – работать. Я – руководить» («Новый метод»).

У «Машины Времени»:

Все очень просто - в сказке обман.

Солнечный остров скрылся в туман.

Нет райской птицы среди воронья…

Юрий Шевчук непримиримо делит мир на своих и чужих. Отношение Шевчука к уходящему миру, к советской власти негативное, насмешливое, с чувством горечи. В текстах его песен легко угадываются цитаты из В.Лебедева-Кумача и М.Горького («Есть установка: всем летать, всем быть орлами. / А тот, кто ползает еще - тот, гад, не с нами»)

«Предчувствие Гражданской войны» - такое сюрреалистическое определение дает Шевчук своей эпохе.

Время стошнило прокисшей золой.

Горы каменных иллюзий,

Реки давленых мозгов.

В подворотнях битых люди,

Получая хрен на блюде,

Режут пьяненьких Христов.

Но миру дается шанс. И пусть аллегорически, архетипно образ нового времени связывается с приходом весны, задор, свежесть песни придает оптимизм жизни:

Старый город, зевая, поднялся с земли.

Он стряхнул с себя мусор, разогнал корабли,

Засадил голый Невский зеленой травой.

Александрийский столб покрылся, как мечтами, листвой.

Будущее видится Шевчуку (как нам кажется, самому откровенному по совести человеку в русской рок-культуре, русскому интеллигенту - так он себя назвал в одном из телевизионных интервью) приходящим через покаяние людей:

Этот город разбился,

Но не стал крестом,

Павший город напился

Жизни перед постом.

Западно-европейские и американские корни рок-культуры, безусловно, сказались на духовном, религиозном содержании русских рок-песен. Поколение, «крещенное звездой», конца 1990-х, выросшее без православных основ, мечется в выборе религии: языческое соседствует рядом с христианским («Волхвы несут дары всем сразу» («Сплин» «Три цвета»), «хохочет шаманский мой бубен», «В эту ночь дивным цветом распустился папоротник» («Сплин» «Будь моей тенью»), протестантское мировоззрение затмевает православное, а то и вовсе рок-группы проповедуют бесовство. Традиционная для протестантизма, исповедальная тема Блудного сына («Боже, я вернусь, конечно, я вернусь», «Алиса» « Я вернусь») проходит стержнем через творчество многих рок-коллективов. Исполнитель («Агата Кристи») в своей песне вроде бы и тянется к образу Божьей Матери, творит молитву, в конце концов даже провозглашает: «Мы – православные» («Алиса»), но крестный путь, к которому вроде бы и призывает автор оборачивается гордыней («Вот он я, смотри, Господи, / И ересь моя вся со мной» («Алиса» «Сумерки»), отчаянием («На моем пути черная дыра» («Алиса» «Я вернусь») и даже дерзким вызовом («Купола в России кроют корытами, / Чтобы реже вспоминалось о нем».**

Рок-группа «Наутилус Помпилиус» отводила значительное место в своем творчестве библейским архетипам. Это, на наш взгляд, единственная группа в России, которая перекладывала библейские сюжеты на язык бытовой, достаточно примитивный, но понятный современному человеку. «С причала рыбачил апостол Андрей / А Спаситель гулял по воде» в песне «Прогулки по воде». Теряет свою силу, заключенную в крыльях, в способности летать девушка-ангел из песни «Крылья», тема Адама и Евы четко просматривается в песне «Колеса любви».

Отечественные рок-группы на рубеже 1990-х годов тяготеют к философии античности. Так, Ю.Шевчук увлечен платоновской символикой чисел: ноль, по признанию музыканта – вечный прообраз всего сущего (альбом «Мир Номер Ноль»). Дьявольское начало связано у Шевчука со «звериным числом»: «Шестого приняли роды / Без шести минут шесть» - строки из песни, сюжет которой связывают с бомбардировкой Грозного в январе 1995 года. Образ одухотворенности, гармоничности существования человека автор связывает с числом четыре: «В твои четыре окна кричит вьюга, / В твои четыре окна летит лето, / В твои четыре окна поет осень, Твои четыре окна разбила птица-весна, / В твои четыре окна смотрю я…». И, наконец, число семь – завершение жизненного цикла человека: «А смерть считает до семи / И утирает сопли нам».

Интеллект и кругозор становятся обязательными чертами постмодернизма. Они требуют (независимо от того, понимает это масса слушателей-поклонников или нет) интертекстуальных фрагментов. Проще говоря – цитат. Что же из прошлого полюбилось авторам рок-песен. Большой популярностью пользуется М.Булгаков: «Братцы-живодёры, за что же вы меня? («Агата Кристи». «Собачье сердце»); В.Маяковский: «Ты любил медь водосточных труб» («Алиса». «Плюс – минус»); А.Грин: «Но только цепи золотые уже порваны» («Алиса». «Сумерки»); Э.Хемингуэй: «А теперь между ними лежат снега Килиманджаро».

Мы встретим интертекст из классических оперетт И.Кальмана: «Частица чёрта в нас / Заключена подчас» («Агата Кристи». «Канкан») и популярных ранее песен: «Последняя струна рвалась и пела, пела, пела: / Бэсса ме мучо» («Агата Кристи». «Бэсса ме»), из романсов: «Когда я на почте служил ямщиком» (Агата Кристи». «Сказочная тайга»), военных песен: «Значит, нам туда дорога, значит, нам туда дорога» (там же), из советских песен: «Мы будем петь и смеяться, как дети» («Сплин». «Невский проспект»).

Часто можно встретить обращение к историческим архетипам: «Мы гадали на мертвом цветке хиросимы» («Сплин»); к мифологии: объятия Морфея («Сплин». «Шпала»), царь Эдип, «завязало нас гордым узлом [понимай как Гордиевым], да никто не развяжет»; к фольклору: «Мертвая и живая вода» у «Агаты Кристи», «На именной каравай, / Не прогнувши спины, / Рта не разевай» («Алиса». «Вор да палач»), «Мама, что мы будем делать…» («Алиса». «Нет войне»). Насыщено фольклорным интертекстом творчество Шевчука: «Постой с тюрьмой да с сумой не рядись», «Где овцы целы, a волки сыты», «Жизнь - не сахар».

Рок-группы увлечены игрой в слова: «Майн Кампф» превращается в «Майн кайф». Нат Пинкертон из романтического сыщика - в хронического сексота: «Черный блокнот - мой идеал! / Я все запишу о соседях».

Рок-группам молодого поколения, к которым мы отнесем «Сплин», в большей мере характерны архетипы сказочные: «Там в пещере Алладин» («Трансильвания»). Они сочиняют свои постмодернистские сказки, в которых смешались традиционные персонажи: волк-чародей, ожидание рождения ребенка к исходу сентября («не то сына, не то дочь»), тройка вороных коней, козел, пущенный в огород («Печальная быль. Сказка»), Мировое древо («Яблоневый цвет в кудрявых волосах, ногами на земле, главою в небесах», «Самовар»), часто употребляются такие образы, как «эльф», «гоблин», «леший», «колдун», термины - «серебряные пули», «разбитое корыто», «живая вода»… Сказочная царевна-лягушка из рукавов воду льет и лебедей пускает, а современная - «льет спирт по бокалам из рукава» («Терпсихора»), либо «трясут пустыми рукавами» («Мария и Хуана»), да стоит на посту «оловянный солдат».

Мы обратили внимание на присутствие барочных стилевых черт в искусстве рок-музыкантов. Это и хаотическое начало в мире, и принцип «жизнь есть сон» в балансировании на грани реальности-ирреальности, это полифонизм и контрастность образов. В каждом человеке – зверь и святой. Рядом с баррикадой – помойка, с витриной – мишень, «менты» рядом со «шпаной». В песне «Алисы» «Стерх» складываются такие противоположные пары: икона – нож, звезды – кости, молитва – хула, рассвет – грязь, ночь без сна, храм – сортир. У Шевчука: «Мы лепили любовь, - / Вышла баба с веслом...». У «Сплина» - «дыба и престол».

Особняком в списке рок-коллективов стоит только Борис Гребенщиков и его «Аквариум». Мир в текстах Б.Г. представлен во всем многообразии и не делится на черное и белое, плохое и хорошее, наших и чужих. Текст переполнен архетипами и интертекстом. Герой песен жаждет «опираться о Платан», он «понял, небо становится ближе», когда он трезв - он «Муму и Герасим», а так он «Война и Мир» Но творчество Гребенщикова не укладывается только в стилевые особенности рок-музыки, тем более национальной. Его можно определить как фьюжн («сплав»).

Тогда на рубеже 1990-х годов рок-музыканты в России еще верили в перемены, в свою миссию вождей народных масс. «Еще никто не знал, что будет бандитизм, кровь, Чечня и прочее. Горбачев уничтожил Берлинскую стену, а Запад преклонялся перед всем, что связывали с русскими. Это было короткое и наивное время, когда нас обожали», - говорит Гарик Сукачев. В начале XXI века в рок-музыку пришли мягкие лирические баллады философско-бытового содержания о скоротечности жизни, о ее превратностях: «А в купе моем то жарко, то холодно, / а на столе моем то водка, то чай…» («Чайф»).

«В чем идея вашего творчества?» - популярный вопрос журналистов сегодняшнего дня.

«Да никакой идеи нет. Мы просто пишем песни и никого не зовем на баррикады», - отвечает «Би-2».

«Меня вообще ничего не напрягает», - преподает урок бесконечного «пофигизма» «Чиж».

* Не указанные названия песен созвучны именам названных персонажей.

** Сравните с В.Высоцким: «Купола в России кроют чистым золотом, / Чтобы чаще Господь замечал».