Литературный Олимп

Екатерина Крутихина , выпускница школы № 28

Статистика душевного травматизма

Посвящается кировской травматологической больнице

Деньги - зло. Так оно и есть, и пора бы всем окончательно свыкнуться с этой мыслью. Но прежде всего нужно сказать, что деньги - это фикция. Это пустая абстракция, живая единственно тем, что вокруг нее разгорается столько страстей и страстишек. Излишняя любовь к деньгам (стоп! надо строжайше осудить подобные высказывания, так как чувство потребности в упомянутом предмете постыдно именовать «любовью», и вследствие этого слово «излишний» выглядит именно излишне само по себе)… Так вот, не в меру участливое отношение к деньгам не заслуживает никакой похвалы. Оно похоже на злокачественную опухоль, рожденную из хорошеньких клеток-малюток и вызревшую в безобразное всеядное (и самоядное!) чудовище. Оставим метафоры. Оставим морализу ющую софистику. Вероятно, деньги нужны. Вероятно, нужно уметь считать их и знать им цену (тоже звучит нелепо!) Но бросим еще один гневный взгляд - в этом случае на меркантильность. Пошлое, гнусное, глупое чувство! Никогда никого ни к чему хорошему оно (она) не приводило. А нашего героя меркантильность довела до следующей ситуации:

Белый потолок, ниспадающий до половины стены. Стена тускло-зеленая. Вместо горизонта - белая деревянная дверь. Комната размыта, как в мареве раскаленного воздуха. Из него выплывают далекие и более или менее близкие бубнящие голоса. Нога почему-то сжата, кажется, на ней тяжелая труба. Над головой что-то блестит… нет, не лампочка… неужели… тьфу… бе-э-э-бу-бу -буль-бутылка?! Глядеть вверх больно. Так и есть - бутылка, туда-ее-сюда…

- ДЕЛИРИЙ?

Вступают голоса из пространства. Сначала один - резкий, грубый, женский, кажется:

- Алкаш! Эт' ж надо же так упиваться! И мычит и мычит, понятно только, что матерится! А ну вставай!

Вступают другие голоса, монолог нарушается:

- Так он очень слабый…

- И как он встанет сам, в гипсе-то?

- Ах-ты-боже-мой, так что ж теперь этакий мешок на руках, значит, таскать? А ну подымайся, на-ка, держись.

И дружным слаженным хором:

- И-й-э-ххх!

Хлоп!

- А куда его?

- Да чё, в нарку, на кой ляд он нам тут с белой горячкой…

Голоса удаляются, оставляя после себя выхлопные газы непарламентарных выражений.

А начиналось все исключительно благопристойно.

Летним вечером в тоскливом предвкушении слабоопла ченного отпуска Петр Сергеевич (именуемый далее П.С.) возвращался домой с работы. Шел он по своеобычной дороге и потому абсолютно никакого внимания на окружающий мир не обращал. Он был целиком занят финансовыми операциями, в результате которых, как не крути, цифры вызывали в его душе отнюдь не радужные отблески.

К жизни его воззвал сипловатый, но достаточно интелли гентный баритон:

- Добрый вечер, Петр Сергеевич! Как поживаете?

- Драс-сте… Да ничего… Та-ак… А… А? А вы?

Обладателя голоса Петр Сергеевич не узнавал. Да и не знал вовсе он (П.С.) этого мужчину средних лет, разгуливающего посреди лета в черном плаще (покроя 20-летней давности), рыжих сандалиях на босу ногу, черной шляпе, да еще и в полосатом кашне. И носище!.. !.. Такой один раз увидишь - всю жизнь перед глазами мелькать будет. Нет. Не узнаю, и все тут.

- Не узнаете? Так давайте познакомимся, что ж тут такого? Очень приятно, Спиритус Вине (Spiritus Vine)!

- Как-как?.. Это - тот самый, в смысле «ин вине веритас»?..

- Да-да. Хи-хи-хи! Угадали. Он самый. И «веритас» вкупе со мною. Ну да не удивляйтесь, уважаемый Петр Сергеевич. Чего в жизни не бывает! Я вот тоже до недавнего времени не мог поверить, что вы существуете. Ан нет!.. Живете, понимаете ли, и здравствуете себе… Не хотите ли прогуляться немножко?

- Н-ну… пойдемте.

Так, дорога к дому, знакомая П.С. каждой ухабинкой, не вызывавшая ни единожды в нем ни единой крамольной мысли, оборотилась внезапно своей изнанкой - Дорогой-Из-Дома. П.С. вообще-то был очень приличным человеком. Никогда за ним не числилось никаких административно - и уголовнонаказуемых деяний, из ряда вон выходящих казусов лингве и прочая, пьяных дебошей и прочих несуразиц. П.С. считался (и по праву) скромным, неглупым, немножко робким, женатым и вообще среднестатистическим гражданином. К чему он вдруг занадобился такой одиозной личности как С.Вине, до сих пор остается загадкой.

- Вот, понимаете, Спиритус - значит, дух. И не то чтобы некий там Мефистофель или привидение какое… Зачем? Нет. Дух - от слова - дохнуть. Ф-ф-ф-у - Понимаете?

П.С. понимал. - От нового знакомого слегка, а временами и сильнее, пахло целым букетом спиртосодержащих изделий различной степени крепости и качества. И он, Дух, продолжал:

- Было вино, испарилось, и вот он - я, благоволите! Очень признателен моим прародителям и создателям за мое порождение. А вы, Петр Сергеич, благодарны своим?

- ?... Да-да… тоже, наверно. Благодарен. Конечно.

- Вот, то-то же. Но что мы все ходим, ходим… - Вы не притомились? У Вас ведь трудовые будни, дела праведные? Не посидеть ли нам где-нибудь в тени. Э-э… продолжим беседу, Вы ведь не торопитесь домой, хи-хи-хи?

- Посидеть… Отчего нет? Давайте. Вон там, через квартал, скверик будет.

- А вон тут и магазинчик. Ах, люблю лето! Зелень, цветы, красота! И, главное, заметьте, тепло. Сиди сколько хошь, где хошь - и не боишься замерзнуть, так?

- Именно. А… с чем посидим-то?

Ну, это не вопрос! Сейчас сообразим.

- А вас не смущает, что - вдвоем… Как-то не хорошо.

- Милый Петр Сергеич, что за предрассудки! Ну давайте третьего найдем.

- Что, так прямо, на улице и найдем? Бомжа какого-то что ли? Не хочу я так.

- Фи, Петр Сергеич. Какие пошлые у Вас мысли. Вы когда… употребляли в последний раз?

- Ну…, месяц, может, назад.

- Это хуже. Но раз уж Вы так просите третьего - будет! Клянусь шляпой, будет! Хиленький, слабенький, но будет!

Г-н С.Вине вытащил из недр кармана бутылку зеленого стекла, наводящую на мысли о недорогом алкогольном суррогате, и заставил П.С. выдохнуть в нее «что было сил». Затем поставил бутыль на землю, раскачивая ее. Невразумительным образом возле склянки сгустился из воздуха серенький печальный субъект, напоминающий П.С. то ли на испорченной фотографии тяжких времен студенчества, то ли в неотдаленном огорчительном будущем. Молча кивнул спутникам и прислонился к стене.

- А это - Ваш собственный спиритус. Жидковат, пардон. Но это Ваша вина.

- Душа, что ли?

- Ну-ну, не шутите так! Спиритус вине хоминис, аморфус, правда, какой-то. Ну да ладно.

Пока Аморфус пропитывался воздухом улицы и оживал, П.С. и С. Вине прошли в помещение магазина и приобрели алкогольной продукции на сумму 80 рублей. Причем, как оказалось у Духа, как у лица сугубо нематериального, денег нет и быть не может (про Аморфуса и говорить нечего), платить пришлось П.С.

Затем они покинули изысканно и заманчиво поблескива ющие витрины и, вооружившись интуицией, обрели покой и усладу в ближайшем сквере. Услада, однако, через определенный отрезок времени приказала долго жить. У всех троих это событие вызвало приступ меланхолии.

- Надо бы еще… - мечтательно произносил Спиритус человеческий через каждые четверть часа.

- А, может, действительно, рискнем… - тоном революцио нера-романтика предложил С.Вине Петру Сергеевичу, который несколько утратил должную твердость характера и здравость ума, но что-то в нем утвердило железной прочности мысль: «Денег больше не дам!», и он вяло отвечал:

- Очень бы хорошо еще… Но на какие шиши?

Видя, что ситуация заходит в тупик и всякие переговоры бесполезны, С.Вине изменил тактику и разрубил гордиев узел:

- Надо пойти поискать хороших людей. Вы сколько хороших и добрых людей знаете, Петр Сергеевич?

- М-м-м… Мало.

Дух аморфный всколыхнулся всей своей субстанцией и сказал:

- Клевета! Люди неплохие все в общем-то. Но есть, есть особенно хорошие! Я знаю - вот, сосед наш, т.е. его, Петра Сергеича. - Вася.

С точки зрения П.С. это было спорное высказывание. Сосед Вася был не то десантник, не то подводник, мордоворот, управдом, и в некотором смысле - широкой души человек. Но! Будучи в настроении положительном, мог зазывать в гости и даже уважить 100 граммами.

- Но как??

- О! Предоставьте это мне! Вперед, друзья! - воззвал ликующий С.Вине, и они тронулись в путь. Вышло как-то так, что плутание в поисках дома не прояснило сознание П.С. и в гостях у Васи (оказавшегося и вправду хорошим человеком) он и вовсе себя не помнит. Один факт отпечатался в его мозгу: С.Вине вручил ему (П.С.) невесть откуда взявшуюся купюру достоинством 50 рублей и дипломатично пообещал:

- Остальные - потом.

Так с полтинником в руке и отвратительной болью в голове П.С. встретил первое утро отпуска.

И все было бы замечательно, если бы П.С. махнул рукой на свои 30 рублей и жил бы суетливой отпускной жизнью. Принял бы аспиринчику и забыл бы про вчерашнее знакомство. Но вот проснулась в нем упомянутая выше меркантильность, а лучше сказать - жадность, ибо причитались ему сущие копейки с оставшейся за С.Вине суммы. А он решил заполучить все 30 рублей обратно. Твердо решил. И затаил отчего-то злобу на галантного прононсирую щего С.Вине.

Несколько дней спустя на лестничной площадке с П.С. ни с того ни с сего поздоровалась женщина. Незнакомая. Лет 30 с лишним. Блондинка и даже - альбиноска, с невыразительными чертами лица. Одета была: какое-то девичье платьишко, светлое, легкое, в зелено-бело-коричневых и еще разных каракулях. П.С. почему-то решил, что она - почтальон и спросил, нет ли ему какого срочного письма.

- От Спиритуса Вине ждете? - с насмешкой поинтересова лась дама.

- Да. Жду! - П.С. решил не удивляться.

- А Вы лучше к Васеньке зайдите. Он, кажется, знает. Да и я с Вами пройду, пожалуй.

П.С. заинтересовали два факта. В последнее время о соседе он слышал лишь то, что у того запах (покультурнее не выразить ся). Другое - по мере пребывания на лестничной площадке светловолосой незнакомки там объявился и резко усиливался запах чистейшего спирта. П.С. начал прояснять сложившееся положение.

- Вы извините, а Вас как звать-величать?

- Ну и ну! Не помните, ай-яй-яй. А я то Вас помню. Меня как? Я Спиритус Этиликус.

- Тоже - Дух? - безнадежно и обреченно спросил П.С.

- И дух, и не дух… Не забивайте себе голову этими физико-химическими категориями.

- Так вы, может быть, это, ну… все снитесь мне?

- Идиотик! Вы еще скажите, что мы, и я (в частности!) - только делирий. Это ужасно!.. Так идете Вы?

- Ну, извиняюсь.

Васенька пребывал в одиночестве, в печали и в ванной. О судьбе 30 рублей он ничего не знал, а С. Этиликус он обрадовался так, как не радовался при виде своего несуразного веселого пуделя. Мимоходом П.С. выяснил, что денег у Васи не пропадало (обнаруженные в руке 50 рублей тем утром навели П.С. на страшную мысль о воровских повадках С.Вине).

Время приближалось к фаф-о-клокному. Однако Вася в стаканы наливал отнюдь не чай, а мутную опалесцирующую жидкость со сладковатым запахом браги. Они сидели за кухонным столом, прихлебывали продукт самогоноварительного творчества и разглядывали Васяткиных сотоварищей, появившихся вдруг в квартире в несметном количестве.

В конце концов, Вася и m-me С.Этиликус дружно посоветовали П.С. идти пытать счастья у памятника на центральной площади.

- Ты, эт', иди, <абсолютно не терпящая критики нецензур щина>, к этому <то же самое> памятнику и скажи: <еще раз непарламентные выражения > где й-ето мои деньги, понимаешь?

- Да, да, Вы подойдите поближе и спросите, не стесняй тесь, и про С.Вине, про… сколько Вы сказали там… ну вот, про тридцатку.

П.С. побрел к скульптурной композиции не сразу, на улице уже стемнело. Памятник, видимо, придерживался детского режима дня, ибо мирно спал, когда П.С. таки к нему приблизился. Покачиваясь, П.С. мерно ударял кулаком по граниту постамента и взывал к справедливости в различных формах и интонациях. Поздние прохожие участливо оборачивались. Один посоветовал бросить в ногу памятника чем-то тяжелым. В поисках копья П.С. помчался куда-то прочь, не нашел, побродил вокруг, обессилел, присел рядом на ступеньку и в голос зарыдал. Памятнику это, вероятно, не понравилось, ибо завывания П.С. не были похожи на обычный ночной шум в округе.

- Ну и чего тебе надобно, дрянь ты такая?.. Чего голосишь-то?

Памятник говорил противным голосом, будто через толстое шерстяное одеяло.

- С-скажите, уважаемый, не знаете ли Вы, где сейчас имеет прописку товарищ Spiritus Vine и не оставлял ли он для меня денежек тут?

Памятник ответил таинственно, как древнегреческие пифии:

Светило солнце, как турнепс,

Что не растет на грядке.

И выпил я напиток «Швепьсь» -

Чтоб было все в порядке.

Но пять волшебных пузырьков

Ударили мне в ухо

Лишился зрения и слов,

И даже, горе! - слуха.

После этого важно прокашлялся и замолчал окончатель но. Этот мерзкий стишок до того рассердил П.С., что он, к полному своему изумлению, разразился бранной тирадой тяжелейшего содержания, чего с ним до того времени никогда не бывало. Но памятник оставался бесстрастен.

На следующий день П.С. решил не заглядывать к Васе и вообще по своему ареалу не рыскать. Уехал в деревню. Вернулся домой он лишь через двое суток, усталый, трезвый и мрачный, так как никаких новостей о деньгах он не получил, извещений, писем и телеграмм в ящике почтовом не обнаружил, а ночью ему приснились по очереди С.Вине, С.Этиликус и С.Аморфус, причем последний держал в каждой руке по плакату «Делирий» и «Деньги», написанных красными буквами. На десерт из тумана выполз памятник, показал фигу и произнес «Дурак!», после чего скрылся в неизвестном направлении.

Вечером П.С. обошел все окрестные скверики, подул во все зеленые бутылки, найденные им в оных сквериках и настолько в результате проникся жалостью к себе, что не выдержал, пошел в магазин, купил и вкусил почти в один присест жидкость, содержащую 12 объемных процентов алкоголя в количестве 0, 75 л. Произведенная операция грусти не рассеяла. Наоборот, П.С. понял, что искомые 30 рублей - суть зло, что вернись он домой, получит нагоняй от уставшей от его спиритуалистической эпопеи жены, а загляни он к Васютке, озлобленному по причине вынужденной абстиненции попадет в глупую историю с Васенькиными ушкуйника ми-опричниками, еще в тот раз косо смотревшими на П.С. Так в нем созрело желание пойти и спросить памятник о смысле жизни. Пусть хоть смысл своей гранитной жизни откроет. Ну хотя бы намекнет. П.С. шел и мысленно кого-то уговаривал:

- Ну разве ж я много прошу? Нет ведь. Ну хоть самую малость бы рассказал. В итоге такого словоблудия П.С. забыл, о чем он, собственно, кого-то уговаривает. Но было поздно, он пришел к цели.

- Господин великий памятник, ты мне скажи-ка…

Скульптурища не подавала признаков жизни. П.С. постучал кулаком в нее:

- Ну и дрыхнет!

К сожалению, невдалеке, как знал П.С., шла стройка. Собравшись во что бы то ни стало познать истину, П.С. сбегал на стройку за лестницей, удачно ее украл из-под носа подозрительно крепко спавшего сторожа и по лестнице взобрался на постамент. П.С. окинул взором простирающийся внизу вечерний ландшафт, похлопал дружески памятник по бедру и почему-то вместо того, чтобы все же спросить статую о причинах происходящего в подлунном мире, он сам стал рассказывать длинную запутанную сказку. Где-то на середине повествования памятник зевнул, поскрипел суставали и сказал:

«Да были люди в наше время…», - помолчал и прочел вслух все «Бородино». Если б не одеяльные интонации, звучало бы очень красиво и патетично. П.С. расчувствовался, проглотил комок в горле и запел «Ой мороз, мороз…». В конце песни у них с памятни ком вышел неплохой дуэт. После недолгой паузы памятник начал говорить прозой: о формах бытия, о сансаре, зооспорах, эонах, призвании и довольно ловко объяснил, зачем живет П.С., зачем стоит он сам, памятник, зачем то, сё, другое, третье… И все казалось таким неправдоподобно простым и ясным, что П.С. начисть забыл все, что слышал. Когда начало зеленеть небо и настала пора петухам горланить, в смущенной истиной душе П.С. созрело чувство неизлечимой обиды и горечи. Самым ужасным было то, что он не знал, не мог точно вспомнить - в чем именно причина наступив шей печали. И поэтому не мог найти из нее выход. П.С. еще больше расстроился, когда заметил, что памятник-то посапывает и даже пытается храпеть. Вся жизнь начала казаться бредовым кошмаром, неправильно интерпретированной пьесой. Захотелось П.С. умереть, вот прямо не сходя с места, сию секунду, до того тошнотворным показалось все сущее, но и движение к смерти, даже шевеление пальцем внушало такое же омерзение. От бессильной злобы на все и на себя наиболее он закрыл глаза. И уснул.

Покачнулся во сне - чуть-чуть. И, что неудивительно, подчинясь беспрекословному закону тяготения, упал. И сломал ногу. А выпитое за неделю зелье и вихрь переживаний привели Петра Сергеича к неврозу.

Так-то-с!

Рис. Ю.Вотинцевой

Hosted by uCoz