Литературная Вятка

Наталия Лекомцева, 11-а класс

Психологизм рассказов А. Грина

В работах ведущих гриноведов В.Ковского, Вл.Россельса, Н.Кобзева, Л.Михайловой не раз высказывалась мысль о психологизме как одной из главных особенностей творчества А.Грина. Однако этот тезис не раскрывался на анализе конкретных рассказов писателя.

В своем исследовании нам хотелось бы убедиться в том, что А.Грин имел возможность близко познакомиться с психоаналитическими идеями и что эти идеи его заинтересовали. Кроме того, нам хотелось бы проследить: как идеи психоанализа отразились в произведениях Александра Степановича Грина на разных этапах творчества.

В 1904 году в России впервые были опубликованы работы австрийского психоаналитика Зигмунда Фрейда. С этого времени и примерно до начала 1930-х годов «Россия становится не только благоприятной почвой для восприятия психоаналитических идей, но и одним из немногих центров разработки и практики психоанализа».1 В 1910 году, когда выходит первая книга задуманного трехтомника собрания сочинений А.Грина, в России была опубликована работа Фрейда «Психология обыденной жизни». Через год в журнале «Психиатрия» появляется сразу же две статьи ученого: «К психологии любовной жизни» и «Поэт и фантазия». В 1912 году – сразу семь работ, среди которых «Психология сна».

Сама идея проникнуть в глубины душевной жизни человека, объяснить его поступки, физическое и психическое состояние необычно близка к целям и задачам писательского труда. И неслучайно уже в начале 1920-х годов были сделаны попытки практического применения фрейдистской теории в анализе произведений художественной литературы.2

Самый первый пример увлечения А.Грина психологическими проблемами мы находим в его «Автобиографической повести». Будучи учеником вятского городского училища, он написал статью «О вреде Майн Рида и Густава Эмара». В ней 13-летний «философ» утверждал, что, начитавшись живописных страниц «о далеких, таинственных материках, дети презирают обычную обстановку, тоскуют и стремятся бежать в Америку. Для них мрачнее и ненавистнее становится дом, участь бедняка»3 .

В 1916 году выходят один за другим два рассказа Грина: «Черный алмаз» и «Таинственная пластинка», которые демонстрируют интерес писателя к необычным таинственным явлениям в жизни человека. Оба рассказа о людях искусства. В одном из них неведомая сила заставляет убийцу петь голосом жертвы. В другом – мелодия любимого романса воскрешает желание человека бороться за свое счастье и свободу. Подобные сюжеты не были открытием Грина. Достаточно вспомнить рассказ Г.Успенского «Выпрямила» и И.С.Тургенева «Песнь торжествующей любви». Интересен сам факт выбора материала. Опираясь на эти рассказы, мы может предположить, что Александра Грина заинтересовало психологическое воздействие искусства на человека.

Грина очень часто обвиняли во вторичности его творчества. В этом случае мы можем говорить о развитии Грином темы, открытой другими писателями. В своем рассказе Глеб Успенский описывает впечатления об увиденной им в Лувре «Венере Милосской» так: «Что-то, чего я понять не мог, дунуло в глубину моего сломанного, искалеченного существа и выпрямило меня, мурашками оживающего тела пробежало там, где уже, казалось, не было чувствительности, заставило всего «хрустнуть» именно так, когда человек растет, заставило также бодро проснуться, не ощущая даже признаков недавнего сна, и наполнило расширившуюся грудь, весь выросший организм свежестью и светом»4 .

Гриновский герой Трумов, услышав мелодию, не только возрождается к новой жизни, он утверждает: «Искусство – творчество никогда не принесет зла. Оно не может казнить. Оно является идеальным выражением всякой свободы, мудрено ли, что мне, в тогдашнем моем положении, по контрасту, высокая, могущественная музыка стала пожаром, в котором сгорели и прошлые и будущие годы моего заключения».

Мысль о невозможности высокого искусства принести зло человечеству особенно ярко раскрывается в рассказе «Сила непостижимого», опубликованного в 1916 году. Герой рассказа Грациан Дюплэ – музыкант. Во сне он играет мелодию, которую тщетно пытается вспомнить проснувшись. Состояние скрипача – это состояние любого творческого человека накануне создания произведений. Его ярко описал в своем стихотворении «Шестое чувство» современник А.Грина Николай Гумилев:

Как мальчик, игры позабыв свои,

Следит порой за девичьим купаньем

И ничего не зная о любви,

Все ж мучится таинственным желаньем;

Как некогда в заросшихся хвощах

Ревела от сознания бессилья

Тварь скользкая, почуя на плечах

Еще не появившиеся крылья –

Так век за веком - скоро ли, Господь? –

Под скальпелем природы и искусства,

Кричит нам дух, изнемогает плоть,

Рождая орган для шестого чувства.

Последователи Фрейда это явление объясняли по-своему: «Не подлежит никакому сомнению, что художественные произведения зарождаются в той же мастерской, в которой творятся также и сновидения». Дюплэ не хочет ждать, когда мелодия, уже звучащая внутри, наконец, вырвется наружу. Он идет за помощью к гипнотизеру. Складывается ситуация, в которой врачу вручается право решить судьбу человека. Применив свое искусство, гипнотизер вырывает из бессознательного поразительную по своей красоте и силе мелодию. «Эти звуки ослепляли и низвергали. Никто не мог рассказать их. Румиер лишь почувствовал, что вся его жизнь в том виде, в каком прошла она до сего дня, совершенно не нужна ему, постыла и бесполезна… Тоскливый страх овладел им; сделав усилие, почти нечеловеческое в том состоянии, Румиер вырвал скрипку из рук Дюплэ…»5 .

Таким образом, на плечи гипнотизера ложится огромная ответственность. Он понимает невероятную силу рождающейся мелодии, но не может уверенно сказать, что больше она принесет зла или добра. Врач решает лучше предотвратить появление непостижимого: «Вы сыграли несколько опереточных арий, перемешанных с обрывками серенады Шуберта»6 .

Однако, вырвавшуюся мелодию услышал не только Румиер, но и прохожий: «Музыка ваша внезапно оборвалась; случайно, проходя там, я слышал ее и желал бы еще услышать. Что играли вы?! Вопрос мой не празден: я бывший офицер, плакал навзрыд, как маленький, среди шума и суеты дня, от неведомых чувств. Что это, ради бога, и кто вы?»7

И все-таки рана, нанесенная врачом, оказалась настолько сильной, что даже встреча с прохожим, случайно услышавшим и пораженным божественной красотой музыки, не спасают гениального музыканта. Происходит то, что Фрейд называет «бегством в болезнь». Дюплэ становится пациентом психолечебницы. «В тихом состоянии он обыкновенно подолгу с тоской и слезами играл на своей скрипке, ища потерянное и удивляя врачей оригинальностью некоторых фантазий, сочиняемых беспрерывно. Иногда, среди вариаций на одну, особенно грустную тему, из-под смычка слетали странные такты, заставляющие бледнеть, - вспышки обессиленной красоты, намеки на нечто большее…»8 .

Итак, можно предположить, что в этом рассказе Грин серьезно рассуждает об угрозе, исходящей из самой идеи психоанализа, которая, воздействуя на бессознательное, способна не только спасти, но и искалечить судьбу человека.

Тема «Психоанализ и искусство звучит и в рассказе «Элда и Анготея», написанном в 1928 году. В этом рассказе мы вновь становимся свидетелями опыта воздействия на состояние больного.

Один из главных героев Фергюсон – душевнобольной человек. Причиной его болезни стала потеря любимой девушки в день свадьбы. Основа сюжета рассказа – желание доктора облегчить страдание пациента. Интересно, что метод излечения больного вполне соответствует катартическому методу лечения истерии по Фрейду.9

Элда – маленькая актриса, не лишенная таланта. За большую сумму денег эта капризная и самовлюбленная женщина соглашается сыграть перед умирающим человеком роль его горячо любимой невесты. Она не изменяет неприхотливого текста, составленного другом Фергюсона, но больной ни на минуту не сомневается в истинности происходящего, а свидетели этой сцены под впечатлением таланта актрисы не могут сдержать подступивших к горлу слез. У еще не остывшего тела Фергюсона, актриса сбросила с себя маску Анготеи и потребовала денег. Готорн намеренно не додает денег, объяснив это так: «Я сделал так затем, чтобы окончательно отделить Элду от Анготеи…». Оба женских имени: Элда и Анготея вынесены в название рассказа. Одно – воплощение чистоты, нежности, любви, другое – мелочности, порочности, душевной черствости.

Одна из статей З.Фрейда выделяет три типа женщин: женщина-ребенок, женщина не имеющая «я» (тип чеховской Душечки), женщина нарцистического типа. Безусловно, Элда относится к третьему типу, а Анготея – к первому (т.е., женщина-ребенок), который Фрейд назвал «наиболее чистым и естественным».10

Анализ гриновского произведения дает возможность утверждать, что женский идеал Грина – тип женщины-ребенка. Особенно ярко этот тип показан в рассказе «Словоохотливый домовой».

Домовой, по представлениям наших предков, хранитель очага. Он несет ответственность за то, что происходит в его владении, поэтому его еще называли доможилом и хозяином. Особенностью композиции рассказа является то, что повествование ведется от имени домового, который свою трогательную историю рассказывает автору. «Мой милый, это был один час, и из-за него я застрял здесь. Надо, видишь понять, что это было и почему»11 .

Главная героиня рассказа Анни любит своего мужа, хотя он не всегда понимает ее слов и поступков.

«Филь, кто шепчет на вершинах деревьев? Кто ходит по крыше? Чье это лицо вижу я в ручье рядом с тобой?». Тревожно отвечал он, заглядывая в полусомкнутые глаза: «Ворона ходит по крыше, ветер шумит в деревьях, камни блестят в ручье, - спи и не ходи босиком» . Часто их разговоры сводились к одной теме. У Филиппа был друг Ральф, который должен был приплыть на трехмачтовом «Синдбаде». В конце концов, долгожданный друг приезжает в дом Анни и Ральфа, но эта встреча не приносит никому счастья. Внезапный отъезд Ральфа, болезнь и скорая смерть Анни и самоубийство Филиппа приводят в изумление всевидящего и всезнающего домового: «Зубы болят, и я не могу понять…».

Рассказ заканчивается иронической и многозначительной фразой: «Так и будет, - вежливо сказал я, встряхивая на прощание мохнатую немытую лапу. – Только мы пятипалые можем разбирать знаки сердца; домовые непроницательны».12 Что имел в виду автор?

Согласно теории Фрейда в жизни Анни произошло столкновение «принципа наслаждения и принципа реальности».

Фрейд предполагает три основные стадии развития душевной болезни. На первых порах, при встрече с Ральфом, ощутив глубокое сильное чувство, главная героиня рассказа потеряла «различения возможного и невозможного, полезного и вредного, дозволенного и недозволенного». И, руководствуясь одним «принципом наслаждения», Анни проявила свое чувство в горячем и долгом поцелуе. Она не решается бросить мужа ради новой, может быть, в большей степени придуманной любви, но она не может жить по-старому.

На следующей стадии начинает действовать вопреки принципу наслаждения принцип реальности. Наступает третья стадия выявленная и описанная Фрейдом: желание загоняется в подполье бессознательного, но масса чувств не теряет своей силы. Она создает особый мир переживаний, который неминуемо ведет к болезни.

Вопрос о том, что многие наши поступки можно объяснить детскими мечтами и переживаниями, - один из главных вопросов психоаналитической теории Фрейда.

Мы не знаем, как складывалась личность Анни в детстве, но, безусловно, романтические рассказы о приключениях Ральфа подготовили трагическую развязку этой истории.

Каждый вечер «Анни, склонив голову на руки, прислушивалась к давно знакомым словам о море и блеске чудных лучей по ту сторону огромной нашей земли, о вулканах и жемчуге, бурях и сражениях в тени огромных лесов. И каждое слово заключало для нее камень, подобный поющему камню на перекрестке, ударив который слышишь протяжный звон».13 Анни была готова к большой любви, к мужественному и сильному человеку.

О решающей роли детства на судьбу человека Грин, в художественном творчестве, ярче всего говорит в феерии «Алые паруса», но еще до появления знаменитой сказки в 1917 году был написан рассказ «Рене».

Главная героиня, образ которой, казалось бы, не противоречит характерному для гриновских произведений типу женщины-ребенка, поставлена в совершенно особые условия. Ради любви она жертвует собой и близкими, он – грубо отвергает эту любовь.

На протяжении рассказа героиня совершает поступки, которые кардинально меняют ее жизнь. Автор не просто описывает их, он дает мотивацию этих поступков, психологически их объясняя.

Рене родилась и выросла в тюрьме. Все обстоятельства ее детства и воспитания способствовали развитию романтического восприятия жизни. Собственную жизнь она представляла «общим жестоким пленом, разрушить который дано только героям».14 И это происходит, потому что «ее мечтой было яркое возрождение, взрыв чувств и событий, восстание во имя несознанного блаженства».15 Появление в тюрьме легендарного преступника Шамполиона перевернуло всю жизнь героини. «Шампольон властно занял пустое место ее сознания, место, где должен был гудеть колокол чувств, направленный к означенной цели».16 Неслучайно после встречи с Шамполионом она видит сон «полный страхов, тоски, слез и изнеможения».17 Перед читателем оказывается женщина-авантюристка, способная для достижения цели переступить через единственного родного человека. Жертва оказалась напрасной. Обида, чувство вины перед отцом, унижение собственного достоинства вызывают чувство мести, становятся мотивом нового поступка.

Все силы и собственное миллионное состояние тратит она для того, чтобы уличить, поймать и посадить в ту же тюрьму Шамполиона, из которой два года назад, сама же его выпустила.

Хочется обратить внимание на то, что Грин очень подробно останавливается на описании состояния человека, охваченного сильным чувством. Психоаналитики считают, что «влюбленный во многих отношениях ведет себя как психологически больной. У него лишь один интерес, он безмерно переоценивает, все остальное для него мертво».18 В полном соответствии с фрейдистской теорией ведет себя и героиня рассказа Грина.

«Слова отца тронули, но не взволновали ее, подобно жалобе безнадежно больного, которому все равно определена смерть. Внутренняя связь между нею и прошлым исчезла… Новый мир, созданный ею, давил, все разрушая».19

Любопытно, что Грин попытался найти свое сравнение состоянию влюбленности. Он сравнивает начало подлинной любви с засыпанием. «Все спутано, отвлечено: сон и предсонная явь слиты в рассеянное сознание… Полный сон поглощает дух; в новом мире причудливой жизнью фантасмагории живет и действует человек».20

Итак, можно предположить, что в рассказе «Рене» писатель осваивает две проблемы, поднятые учением Фрейда: роль детства в судьбе человека и болезнь, название которой «любовь».

Анализ рассказов Грина показал, что Александр Степанович неоднократно в своем творчестве упоминает имена психологов: Миллера, Куйнси, Рибо, Крафта.21 Фамилии Зигмунда Фрейда среди них нет. Однако, анализ рассказов 2-й половины 1910-20-х годов позволяет говорить о несомненном влиянии идей самого модного психиатра XX века на писателя.

Нами проанализировано шесть рассказов Грина, которые можно разделить на следующие группы

В трех произведениях: «Черный алмаз», «Таинственная пластинка», «Сила непостижимого» Грин поднимает вопрос о воздействии искусства на человека. В двух рассказах: «Сила непостижимого» и «Элда и Анготея» дан пример воздействия врача-психиатра на больного. И, наконец, в трех рассказах: «Рене», «Словоохотливый домовой» и «Элда и Анготея» показаны разные стадии психоневроза.

Обратившись к хронологии создания рассказов, мы можем сделать следующий вывод: по мере знакомства с идеями психоанализа и увлечения ими усложнились и задачи, которые ставит перед собой писатель. Если «Таинственная пластинка» и «Черный алмаз», написанные в 1916 году в какой-то степени повторяли темы, когда-то поднятые другими писателями (Г.Успенский, И.Тургенев), то, уже, начиная с 1917 года, писатель смело использует в своих произведениях открытия Зигмунда Фрейда и его школы: взгляд на природу невроза как на конфликт между идеалом, складывающимся в детстве и реальной окружающей жизнью22 («Рене», «Словоохотливый домовой»); взгляд на природу творчества как на проникновение в сознание художника бессознательного («Сила непостижимого»); выделение в прекрасной половине человечества трех основных типов: женщина-ребенок, женщина не имеющая «я» (тип чеховской Душечки), женщина нарцистического типа («Элда и Анготея», «Словоохотливый домовой», «Рене»).

1. Фрейд З.: психоанализ и русская мысль / Сост. В.М.Лейбин, М.,1994, с.7

2. Нейфельд И."Достоевский. Психоаналитический очерк" (1923), И.Григорьев "Психоанализ как метод исследования художественной литературы" (1925)

3. Грин А.С. Автобиографическая повесть // Воспоминания об А.Грине / Сост. В.Сандлер, Л.,1972, с.30

4. Успенский Г.И. Нравы растеряевой улицы. Рассказы, М., 1984, с.293

5. Грин А.С. Полное собрание сочинений в 6 томах, Т.6. с.421

6. Грин А.С.Там же, Т.6. с.422

7. Грин А.С. Там же, Т.6. с.423

8. Грин А.С. Там же, Т.6. с.421

9. Грин А.С. Там же, Т.6. с.421

10. Фрейд З.: психоанализ и русская мысль / Сост. В.М.Лейбин, М.,1994, с.287

11. Виттельс Ф. Фрейд и его личность, учение, школа. Л.,1925, с.287

12. Грин А.С. Полное собрание сочинений в 6 томах, Т.4. с.158

13. Грин А.С. Там же, Т.4. с.160

14. Грин А.С. Там же, Т.4. с.162

15. Грин А.С. Там же, Т.4. с.159

16. Грин А.С. Там же, Т.4. с.271

17. Грин А.С. Там же, Т.4. с.271-272

18. Грин А.С. Там же, Т.4. с.272

19. Грин А.С. Там же, Т.4. с.271

20. Виттельс Ф. Фрейд и его личность, учение, школа. Л.,1925, с.156

21. Грин А.С. Полное собрание сочинений в 6 томах, Т.4. с.274

22. Грин А.С. Там же, Т.4. с.273